Германия. Противостояние сквозь века - Александр Широкорад

Согласно первой статье этого договора, все три договаривающиеся стороны взаимно обязались соблюдать благожелательный нейтралитет в случае, если бы одна из них оказалась в состоянии войны с четвертой великой державой. В переводе на простой язык эта статья фактически означала, что Россия обязывается перед Германией соблюдать нейтралитет во франко-германской войне, а Германия и Австро-Венгрия гарантируют то же самое России на случай англо-русской войны.

Далее в первой статье говорилось о гарантии нейтралитета и на случай войны одной из трех держав с Турцией, но при обязательном условии, чтобы между всеми тремя участниками договора было предварительно заключено соглашение о результатах этой войны.

В условиях сложившейся международной обстановки постановление это означало, что Австро-Венгрия и Германия обязывались соблюдать нейтралитет в случае новой русско-турецкой войны при условии, что их интересы, и прежде всего интересы Австро-Венгрии, будут заранее обеспечены чем-то вроде нового издания Рейхштадского и Будапештского соглашений, посредством которых Австро-Венгрия оградила свои интересы и обеспечила себе компенсацию перед минувшей русско-турецкой войной.

Согласно второй статье договора, Россия в согласии с Германией заявляла «о своем твердом решении уважать интересы Австро-Венгрии, вытекающие из ее нового положения, обеспеченного ей Берлинским трактатом». Под «новым положением» Австро-Венгрии подразумевалась оккупация Боснии и Герцеговины. Далее говорилось, что все три участника договора «дают взаимное обещание в том, что какие-либо изменения в территориальном status quo в европейской Турции могут произойти не иначе, как по их взаимному соглашению».

Согласно третьей статье, «все три двора признают европейский и взаимно обязательный характер принципа закрытия проливов Босфора и Дарданелл для военных кораблей, основанного на международном праве, подтвержденного трактатами и сформулированного в заявлении второго уполномоченного России на заседании Берлинского конгресса от 12 июля».

Это постановление договора означало присоединение Германии и Австро-Венгрии к русскому толкованию режима Проливов. Тем самым отклонялась английская интерпретация принципа их закрытия, изложенная лордом Солсбери на Берлинском конгрессе и сводящаяся к тому, что обязательство соблюдать этот принцип державы приняли только перед турецким султаном, но не друг перед другом и только на тот случай, если этот принцип будет выражен в «свободно принятом» решении султана. Присоединяясь к русской точке зрения, Германия и Австро-Венгрия отрицали за Англией право вводить свой флот в Проливы и в Черное море по соглашению с Турцией.

Далее, в третьей статье содержалось обязательство всех трех участников договора «сообща следить» за тем, чтобы Турция не допускала исключения из правила закрытия Проливов, предоставляя Проливы для военных операций какой бы то ни было воюющей державы. «В случае нарушения этого условия или чтобы предотвратить таковое», все три правительства обязывались предупредить Турцию, «что они в подобном случае будут считать, что она находится в состоянии войны со стороной, в ущерб которой это будет сделано, и что с этого момента она лишается преимуществ территориальной неприкосновенности, обеспеченной Берлинским трактатом».

Дальнейшему сближению России и Германии препятствовала политика панславистов (то есть персонажей, именовавших себя славянофилами). Среди них были и генералы, тот же герой русско-турецкой войны Скобелев, писатели и представители «общественности» (братья Аксаковы и Кириевские, Ю. Ф. Саморин, А. С. Хомяков и т. д.).

Восточная политика России была метко охарактеризована генерал-майором Генштаба Е. Н. Мартыновым: «Для Екатерины Великой овладение Проливами было целью, а покровительство балканским славянам – средством. Екатерина на пользу национальным интересам эксплуатировала симпатии христиан, а политика позднейшего времени жертвовала кровью и деньгами русского народа для того, чтобы на счет его возможно комфортабельнее устроить греков, болгар, сербов и других, будто бы преданных нам единоплеменников и единоверцев».

Не надо было быть провидцем, чтобы понять, что любое вмешательство России в дела беспокойных и непредсказуемых южных славян – греков, албанцев и прочих – может привести к непредсказуемым последствиям – Россия уже обожглась в 1831 и 1863 гг., взяв под покровительство поляков.

Да, контроль над Проливами нужен России и в экономическом, и в политическом отношениях. Но захват Австро-Венгрией Балканского полуострова лишь чисто формально усиливал ее. На самом деле это привело бы к полному развалу «лоскутной империи». И без Боснии и Герцеговины славян там было куда больше немцев и венгров, вместе взятых.

Но, увы, наших дипломатов, военных и всю «общественность» занесло в «австрийском вопросе». А ведь у России, и помимо Босфора, хватало проблем на Дальнем Востоке и в Средней Азии.

Большое влияние на царя имела и «ночная кукушка» – супруга Мария Федоровна. Датская принцесса София Фредерика Дагмара вышла замуж за цесаревича Александра еще в сентябре 1866 г. Когда в 1864 г. Пруссия напала на Данию и отняла у нее Шлезвиг-Гольштейн, впечатлительной принцессе было 17 лет, и она всю жизнь испытывала неприязнь к Германии.

В 1886 г. отношения Германии и спешно вооружавшейся Франции вновь серьезно обострились. В ноябре 1886 г. в Берлин прибыл великий князь Владимир Александрович, родной брат царя. Германский статс-секретарь (глава МИДа) Герберт Бисмарк, сын канцлера, в беседе с Владимиром предложил carte blanche России в восточном вопросе, в том числе и в оккупации русскими войсками Болгарии. О Проливах речь не шла, но можно было и поторговаться.

Еще более откровенной стала беседа Герберта Бисмарка с русским послом Петром Шуваловым. Шувалов предложил статс-секретарю возобновить союз без участия Австрии, поскольку отношения России с этой державой сильно испортились. Двойственный русско-германский договор должен был строиться на следующей основе: Россия гарантирует Германии свой нейтралитет в случае франко-германской войны. Шувалов заявил, что «безразлично, нападет ли Франция на Германию или же вы начнете против нее войну и наложите на нее 14 миллиардов контрибуции. Или даже посадите прусского генерала в качестве парижского губернатора». Предложение Шувалова было настолько смело, что сам Бисмарк, читая донесение сына, поставил на полях вопросительный знак.

В обмен же Шувалов просил у Германии обязательства, что она не станет препятствовать России овладеть Проливами и восстановить русское влияние на правительство Болгарии. На донесении канцлер пометил: «С большим удовольствием».

Через несколько дней братья Петр и Павел Шуваловы и Герберт Бисмарк, сидя за бутылкой шампанского, составили проект договора на только что изложенной основе. Были также добавлены новые важные пункты, обязывавшие Россию «ничего не предпринимать против территориальной целостности Австро-Венгрии» и признававшие Сербию сферой австрийского влияния.

13 января 1887 г. Бисмарк обратился к бельгийскому правительству с запросом: принимает ли оно меры и какие именно для обеспечения своего нейтралитета в случае якобы возможного французского вторжения в Бельгию? 22 января поверенному в делах в Париже было предписано срочно представить сведения о французских военных приготовлениях. Канцлера, как он замечал в своем письме, «занимает вопрос, не следует ли обратить внимание французского правительства на то обстоятельство, что его военные приготовления заставляют сомневаться в его миролюбии».