Академия Легиона - Лена Летняя

Мор на это промолчал. Обнял ее за талию и привлек к себе. Он был выше Хильды почти на целую голову, но сейчас, сидя на ручке кресла, смотрел на нее снизу вверх. Кажется, впервые.

– Может быть, ты просто ревнуешь?

В его голосе и едва заметной улыбке угадывался намек на надежду, поэтому Хильда презрительно фыркнула, хоть и снова обвила руками его шею, обнимая в ответ.

– Оно мне надо? Я вообще не ревнива.

– Жаль. Знаешь, меня никто никогда не ревновал, – признался он. – Было бы интересно посмотреть, каково это.

Хильда заглянула в его глаза, с сомнением хмурясь.

– Дилан… Я могу называть тебя Дилан?

– Это мое официальное имя, – он нарочито серьезно кивнул. – Так что это будет вполне уместно.

– Дилан, у тебя вообще были когда-нибудь нормальные отношения? Не в смысле снять напряжение с боевой подругой, чтобы не трясло от лихорадки, а что-то серьезное? Ну там… Чтобы ты думал о ней в разгар смертельно опасной схватки, а она ждала тебя дома и тихо плакала украдкой, заметив свежий шрам. Чтобы ты гадал, не пора ли покупать кольцо и делать предложение, а она задавалась вопросом, на кого будут похожи ваши общие дети?

Он отвел взгляд в сторону, как будто пытаясь припомнить, и покачал головой, снова посмотрев на нее.

– Я же тебе говорил: я не по этой части. Конечно, у меня были чувства. К кому-то я привязывался сильнее, с кем-то все действительно было лишь… в терапевтических целях. Но такого, о чем ты говоришь… Нет, не случалось. Не до того было. Это проблема?

Хильда ответила не сразу. Она провела по его щеке кончиками пальцев, откинула со лба все еще немного влажную после приключения в подвале челку. Внутри уже снова поднимался жар, который немного притупил сначала поцелуй, а потом и вид крови. Жар бежал по венам, охватывал мелкой дрожью все тело, заставлял тяжело сглатывать и быстро дышать. Ее чувства обострялись, заставляя по-новому ощущать тепло тела, к которому она была прижата, запах его кожи. С каждой секундой ее все сильнее охватывало желание, которое делало неважным чувства.

Однако вместе с ним по венам бежало нечто другое, нечто новое для Хильды, с чем она раньше не сталкивалась. Оно болезненно холодило кожу в тех же местах, в которых она видела у Мора рубцы шрамов. Оно делало ее чувствительной к обидам и оскорблениям в его адрес. Оно заставляло ее тонуть в карих глазах куратора и рисковать всем, чем она так дорожила в жизни, ради еще одного поцелуя, прикосновения, объятия. Оно собиралось в груди щемящей нежностью и вызывало непреодолимое желание поделиться этой нежностью с ним.

Хильда наклонилась к губам Мора, касаясь их осторожно, неспешно, скорее лаская, чем жадно требуя. Он ответил тем же, не пытаясь ни углубить поцелуй, ни перехватить инициативу. Лишь руки, заскользившие по ее телу, выдавали желание большего.

– А насколько ты привязан ко мне? – прошептала Хильда, отстранившись не больше, чем на сантиметр.

Несмотря на медлительность поцелуя, оба снова тяжело дышали, как будто успели пробежаться. Мор шумно сглотнул, но ничего не ответил, словно у него внезапно отнялся язык.

– Просто любопытно, – настаивала Хильда. – Если мы возьмем шкалу от одного до десяти, то сколько будет в баллах?

– Примерно… двенадцать.

Она улыбнулась, запуская пальцы в его волосы, закрывая глаза и прижимаясь лбом к его лбу. Едва слышно прошептала:

– Тогда не думаю, что у нас есть проблема.

На самом деле проблем у них был вагон и маленькая тележка: им предстояло вернуться чуть ли не в начало расследования, снова проанализировать все имеющиеся факты, найти другие версии или доказать, что ректор им солгал, а бал, на котором они оба могли погибнуть, меж тем неумолимо приближался. Но ни о чем этом Хильде не хотелось думать, стоя посреди гостиной Мора в его объятиях, обнимая его в ответ и рассеянно перебирая пальцами коротко стриженные, мягкие волосы.

Неожиданно Мор встал, выпрямляясь во весь рост и снова становясь выше, и с мрачной серьезностью посмотрел ей в глаза.

– Знаешь, как твой куратор, я должен сейчас настоять на том, чтобы ты ушла.

Хильда криво улыбнулась.

– Это звучало бы гораздо убедительнее, если бы на тебе была хотя бы рубашка. И потом… ты ведь не только мой куратор, но и командир, – она склонила голову набок, на лице появилось игривое выражение. – И как хороший командир ты обязан помочь мне справиться с лихорадкой. Все-таки битва была нешуточная.

Он не удержал серьезное выражение на лице, тоже расплываясь в улыбке. Наклонившись, снова поцеловал ее. От медлительной ласки не осталось и следа, но Хильда не возражала: чувствовать его страсть и желание было не менее приятно, чем наслаждаться нежностью.

– Ты быстро учишься, курсантка Сатин, – прошептал Мор, прервавшись на одно короткое мгновение.

И больше на разговоры они не прерывались.

Хильда не знала, в лихорадке дело или Дилан Мор просто оказывал на нее какое-то особое воздействие, но в его объятиях она вспыхнула, как сухая листва от брошенной спички. Каждое его прикосновение, каждое движение заставляло балансировать на краю, на котором он сам ее и удерживал. И все равно первый раз показался ей каким-то сумбурным. Слишком жадным, слишком быстрым. Едва все кончилось, сразу же захотелось начать сначала.

Чем они и занялись, лишь переведя дыхание. Но теперь, утолив первый голод и приглушив огонь лихорадки, они наконец смогли позволить себе неторопливо наслаждаться процессом и друг другом. Единственное, что огорчало Хильду, – это то, что Мор почему-то наложил на окна световой полог, превратив вторую половину дня почти что в ночь. Ей хотелось бы иметь возможность лучше его видеть, а не только изучать наощупь, но либо его возбуждала темнота, либо он как раз не хотел, чтобы она его рассматривала.

Возможно, дело было все в тех же шрамах, рубцы которых она чувствовала кончиками пальцев не только на его груди и руках, но и на спине, и на бедрах. Такое количество отметин даже немного смущало, ведь маги умудрялись лечить большинство травм без следов.

Однако эти мысли, как и любые другие, не задерживались у Хильды в голове. Почти полное отсутствие освещения заставляло острее ощущать поцелуи и прикосновения, в одно мгновение сводящие с ума нежностью, в другое – болезненно жалящие. И то, и другое заставляло ее стонать и задыхаться от восторга. Она и сама то ласкала его губами, то прихватывала зубами, то дразнила прикосновениями, то судорожно впивалась ногтями. Она подстраивалась под его ритм и тут же перехватывала инициативу, заставляя следовать за ней.

На какое-то время мир для них обоих перестал существовать. Неважным стало прошлое, потеряло значение будущее. Вопросы, тайны, опасность отошли даже не на второй, а на какой-то очень далекий план. Было только это мгновение в искусственно затемненной спальне и желание, чтобы оно не кончалось.

И даже когда они уже просто лежали рядом, глядя в темный потолок и снова пытаясь восстановить дыхание, Хильде не хотелось думать о возможном отчислении, о грядущем бале, неизвестном сером маге, темных големах, Шадэ с его интригами, смерти Петра. Все это по-прежнему казалось далеким и неважным.