Спецхранилище. Второе пришествие - Олег Синицын

- Боже мой, Сергей Палыч, что вы наделали? - бессильно пролепетал я.

Старший Стремнин потерял ко мне интерес и, повернув голову, произнес кому-то:

- В вертолет. Дома с ним разберемся. - Он снова осчастливил меня своим вниманием: - Я обещал, что походатайствую перед судом? Я это сделаю. Поверь, из заключения ты вообще не выйдешь.

Он подал безмолвный знак, и стальное дуло подтолкнуло меня к распахнутому проему вертолета… И это все? Вся благодарность за то, что я для них сделал? Мерз, голодал, надрывался, истекал кровью? Испытывал невыносимые лишения и тяжкие муки, чтобы в итоге опять угодить в тюремно-исправительный лагерь? Да если бы я знал, что так все закончится, не двинулся бы за порог той зимовки - и катись все к чертовой бабушке! Ведь однажды давал себе зарок, чтобы никогда, никогда, никогда!… Но я нарушил этот зарок, и история повторилась с точностью до малейших деталей!

Будь прокляты все эти бункеры с их секретами!

Будь проклято это поручение!

Будь проклят мой брат, Сергей Павлович!

Я поставил ногу на первую ступеньку трапа, как вдруг со склона Улус-Тайга раздался вопль, полный паники, отчаяния и первобытного ужаса.

* * *

Сергей Палыч недоуменно посмотрел в том направлении. Несколько солдат на всякий случай развернули в ту сторону оружие - мало ли что может стоять за душераздирающим криком. Я задержался на ступеньках, сощурено вглядываясь в сумерки.

В одном месте на склоне, виляя между стволов, бежала фигура, в дерганных манерах которой я узнал своего клеветника - довелось как следует изучить его походку, пока мы вместе продирались сквозь тайгу в таком же предрассветном полумраке. Григория Львовича поразило дикое безумие. Не знаю, что он делал на склоне - в данный момент зам по науке летел вниз по нему, сломя голову и отчаянно размахивая руками. Мгновение я ломал голову над разгадкой странного поведения, а затем обнаружил, что окружающий его ландшафт начал неуловимо меняться.

Окутанные сумраком скалы зашевелились. Их контуры смазались, пожирнели. Кроны елок и сосен задрожали, на глазах стали наливаться и густеть. Склон пришел в движение, как при оползне. Не успели мы понять в чем дело, как изменения начались и вокруг нас. Борт вертолета и круглые окна вдоль него стремительно затянула желтая паутина. Она возникала из воздуха и облепляла клепанный борт, шасси, кабину, лопасти, ротор. Мой ботинок и дюралевую ступень, на котором он стоял, накрыло вязкой хрустящей пленкой - да что ботинок! Желтая изморось вздернулась прямо на запястьях и фалангах пальцев, словно на них выросли волосики соломенного цвета. Я провел ладонью по лицу, смахивая эту гадость со щек, носа и губ. Вокруг меня, чертыхаясь, скоблили противогазные маски спецназовцы.

Фигурка Штильмана споткнулась и покатилась кубарем, превратившись в смазанный комок, а потом у меня пропало желание следить за ней. То, что я увидел выше по склону, поглотило все внимание. Гадости, которые натворил Штильман, выглядели мелочными и неважными по сравнению с ЭТИМ.

Из-под деревьев показались густые, янтарные, тускло светящиеся в темноте ручейки. Они двигались, порой, вопреки законам физики, словно были живыми, словно обладали неким разумом. Какое-то время ручейки бежали порознь, пробуя разные маршруты, но в итоге соединились и заструились вниз зловещим потоком, поглощая склон сопки квадратный метр за квадратным метром.

У меня в глотке застыл вздох ужаса. Сергей Палыч превратился в статую. Мы оба поняли, что предстало нашим глазам. Янтарная жижа безжалостно пожирала все, в чем содержалась хоть малейшая искра жизни. Стоило ей коснуться сосновых корней, как с крон моментально осыпалась хвоя. Низко пролетающие птицы падали замертво. С каждой секундой неведомая лавина набирала сил, росла, ширилась, накатываясь на распадок. Ничто не могло остановить ее могучую неудержимую поступь.

Я не уничтожил янтарную крупицу, и мрачное сверхсущество снова выбралось из-за изнанки мира.

* * *

Штильман не позволил последнему образцу "плесени" сгореть в костерке. Вместо этого он забрал шар. Думаю, Григорий Львович собирался разыграть перед моим братцем красочный спектакль под названием "Возвращение незваного героя". На это намерение указывал болтавшийся у него за спиной бластер (наверняка, мой), должный подчеркнуть бравый вид ученого.

Обнаружив, что пришельцы проиграли, а обещанные предательством блага, если таковые имелись, канули в то же место, куда оправились избранные, этот очкастый флюгер решил переметнуться назад. К нашим. Он не только скрыл предательство, но и придумал, как заработать в этой ситуации жирные дивиденды: обеспеченную государством старость, может, орден из рук президента. Для осуществления замысла ему понадобились две простые вещи: свалить вину на кого-то другого и принести на блюдечке с голубой каемочкой капсулу Сергею Палычу. И если с первым все прошло гладко, очкастый выдумщик сочинил целую легенду о моих "злодеяниях", то с голубой каемочкой вышел огромнейший промах.

Вместо того чтобы позволить мне сжечь биологическую гадость еще час назад, Штильман вернул капсулу обратно в пещеру, дабы показать, что обнаружил ее именно он, причем только что. Если бы она сгорела, ничего доказать было уже нельзя, а так - вот капсула, вот герой. Григорий Львович нашел способ связаться со старшим Стремниным и сообщить, что капсула вот-вот окажется у него. Попутно вылил в разговоре кучу помоев на меня… Особенно эффектной в его замысле должна была выйти часть представления, в которой он с усталым видом и бластером на плече спускается по склону сопки, небрежно держа шар под мышкой. По-моему, это полная ерунда, никто бы не поверил в браваду ботаника. Но, как я уже упоминал, после пленения у Штильмана слегка поехала крыша. Возможно, ему всю жизнь хотелось выглядеть героем, а тут такой шанс представился!

Подозреваю, что он допустил ошибку в расчете момента открытия капсулы. Или таймер, на который все ориентировались, слегка врал. Ведь у каждого прибора имеется погрешность, какая-нибудь плюс-минус миллисекунда, которая за десять тысяч лет может накопиться в несколько ошибочных часов. В общем, спектакль с треском провалился, и капсула открылась прямо в пещере. "Плесень" начала быстро расти, жрать все подряд, а этот трус сбежал от нее без оглядки, вместо того чтобы попытаться уничтожить в зародыше, бластер-то был у него с собой… А может и попытался уничтожить, но ничего не вышло. В любом случае, это уже неважно. Ничто неважно, кроме хрупкого росточка, под названием жизнь на планете Земля, которому по вине Штильмана угрожает жуткая уродливая форма смерти.

Из всех военнослужащих, остолбенело пялившихся на сползающий по склону люминесцирующий язык, первым пришел в себя Сергей Палыч. Подскочив к кабине, он хлопнул по стеклу, оставив на нем светлый отпечаток ладони, и яростно покрутил в воздухе пальцем, показывая пилотам, чтобы запускали ротор. Он прав, больше нельзя задерживаться в распадке. Я видел, что ползучая космическая чума оставляла после себя безжизненный лунный ландшафт, усыпанный пеплом.

То же останется от нас - труха и пепел.