Антикиллер 5. За своего... - Данил Корецкий

– Это твои знакомые? Может, бывшие друзья? – спросил Лебедь, что-то уловив, видно, в его молчании.

– У меня там полгорода знакомых. Это не важно.

– Я просто хочу понять, не будет ли с тобой проблем? Мне нужно знать точно.

Лебедь говорит негромко, неторопливо, голос ровный – таким же голосом он может попросить секретаря принести им чаю. Но над головой будто зависла тяжелая бетонная панель, в каком-то миллиметре.

– А я могу отказаться? – спросил Боцман.

Секундная пауза. Раньше он таких вопросов не задавал.

– Можешь, – сказал Лебедь.

Десять тонн, а может, сто тонн. Голова инстинктивно уходит в плечи, плечи опускаются. Физически он не чувствует никакой тяжести, ничего нет, только тень от нависшей плиты… И даже тени нет. Вообще ничего.

– Конечно, если ты сомневаешься, лучше лишний раз подумать, – сказал Лебедь. – Ты сам должен понимать, что с такими просьбами обращаются не от скуки, не от какой-то пустой прихоти. Я прав?

– Да, – проговорил Боцман.

– Особое доверие, особый спрос…. И то, что они просят именно меня, а я прошу именно тебя, это ведь тоже не просто так, – Лебедь смотрит на него, плита покачивается над самой головой, стальные стропы поскрипывают.

– Ты согласен со мной?

Боцман облизнул губы:

– Да.

– Конечно, ты можешь отказаться. Север и этот Лис, они ведь ни мне, ни тебе лично не угрожают. Ты не обязан на это подписываться…

И вдруг все исчезает. Никакой тяжести. На самом-то деле выбора никакого нет, это ясно как день. Боцман знает о заказе, знает, кто именно заказан. Теперь либо он исполняет заказ, либо ему самому прострелят голову и скинут в Неву. И при чем тут вообще Лис, его подсказки, его услуги и прочие дела? В жопу. Заказ есть заказ, никто никому ничего не должен. Для Боцмана это работа, это что-то вроде клятвы Гиппократа, которой он связан.

– Проблем со мной не будет, – сказал он. – Я подписываюсь на это дело!

– Хорошо! – кивнул Лебедь. – Я знаю: твоя подписка железная!

— Сижу дома, пью кофе, одна, Фил на работе, в общем, все как обычно. – Ребенок, округлив глаза, рассказывает, Оксана внимательно слушает. Обе в открытых фирменных сарафанах до середины бедра, дорогих босоножках на высоченных шпильках, тщательно уложенные волосы, макияж, дорогие духи… Ни один из входящих мужчин не обошел их взглядом.

– И вдруг гул… Отчетливый, противный… Потом стук. Что-то тяжелое, как будто стеклянное… Упало, но не разбилось… Чувствую, кожа на темени холодеет и съеживается. Знаешь, говорят: «Волосы дыбом встали»? Так у меня и получилось…

Приглушенный свет, рассыпанный по стеклянным интерьерам. Негромкая музыка. Темные силуэты официантов неслышно мелькают в лабиринтах столиков, как рыбы среди белых кораллов. «Аквариум» – свет, стекло и пространство, – словно специально придуман, чтобы лечить смятенные души от страха, убеждать в отсутствии скрытой угрозы. Все просто и ясно. Но – только в пределах этого пространства. Ребенок представила, как выйдет отсюда, сядет в такси и поедет домой… Тоска. Тонкий противный звук, как ножом по стеклу.

– Может, кошка? – Оксана тоже заинтригованно напряглась и отпила из очередного бокала. Это был уже третий.

– Откуда? У нас ни кошки, ни собаки. Призраки и духи тоже не водятся. Значит, что?

– Что?

– Значит, кто-то вскрыл замок и проник в дом!

– Проник, вскрыл! Нахваталась ментовских словечек! Кто проник? И зачем?

– Да уж не воры! Бандиты. Убийцы. Сквитаться с Филом за какие-то давние обиды…

– А ты при чем? – Оксана деловито оглядывает молодых людей за соседним столиком, разочарованно отворачивается, допивает свой мартини и делает знак официанту.

– Знаешь, что недавно всю семью под Степной перебили?

– Ну, а кто не знает? По телику сколько раз крутили, в газетах писали…

– Это Фила друг был. А расплатился, видишь, не только он! И жена, и ребенок…

– Да-а-а-а, бывает… И что дальше?

– Мобильник на стеклянном столике бросила…

Оксана уже слегка поплыла и упустила нить рассказа.

– А при чем тут мобильник? – не врубилась она.

– От него все и было. Позвонили, включился виброрежим, тр-р-р-р… Трубка поползла, поползла – и грохнулась на пол. Гул – а потом стук! Врубилась теперь? Вот и все! А я чуть в ступор не ушла!

Оксана поняла. Покачала головой:

– Ну, ты и психованная, Кать! Тебе лечиться надо!

Ребенок промолчала. Лечиться еще рано. Но нервы и в самом деле ни к черту. Она взболтала остатки мартини в бокале. Выпила. Мартини был уже теплый.

– А кто звонил-то? – спросила Оксана.

– Ха, – сказала Ребенок. – Фил и звонил.

– А чего хотел?

– Контрольный опрос: «Ты где?» и «Ты одна?».

– А как ты хотела… Муж намного старше, да еще и мент…

На столе появились новые бокалы с мартини, покрытые холодным матовым потом.

– Ты мне не нравишься, Кать, – решительно сказала Оксана. – Надо Илонке звонить.

– Этой рыжей, что ли?

– Ну. Она «человек-праздник».

Ребенок скривилась:

– Она человек-сука.

– Ничего подобного. Она веселая. Она, блин, любую тоску лечит, как не знаю кто…

– Целительница. Хренова целительница.

Оксана прищурила один глаз, прицелилась и ловко проткнула зубочисткой оливку, плавающую в мартини. Достала и съела. Словно индеец, охотящийся с острогой на рыбу.

– Это как зуб лечить – бывает больно, неприятно. Зато потом хорошо. Поплачешься – а она тебя обматерит. И правильно! А еще посмеется! Будет ржать, как лошадь! А ты поймешь, что…

– Слушай, – сказала Ребенок. – Если позвонишь этой суке, ты мне больше не подруга. Поняла?

– Поняла, – сказала Оксана, набирая номер. – А пока давай выпьем!

Сколько раз они успели выпить, Ребенок не помнила. Просто она рассказывала и рассказывала про свои приключения в семейной жизни. И ей вроде бы становилось легче.

– …Я его просила, умоляла: не ходи… Поздно, ночь, все спят… И перед соседом неудобно… – Ребенок прикрыла глаза и покачала головой. – Получается, сперва квартиру ему залила, а теперь еще эта ревность…

– Ну, а он что? – выдохнула вместе с дымом Илона. Она сидит напротив: рыжая, длинноногая, с гладкими детскими щеками. Только взгляд маленьких глазок не детский – холодный, злющий.

– Пошел.

– Бухой? – сочувственно поинтересовалась Оксана.