Русская рулетка. Немецкие деньги для русской революции - Герхард Шиссер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если успешная Октябрьская революция 1917 года в России в равной мере оказывается для большевиков и для немцев выигрышной игрой, то следующий затем раунд с Ноябрьской революцией 1918 г. в Германии, со свержением германской кайзеровской империи однозначно остается за русскими, энергично поддерживающими немецких революционеров. В том числе и деньгами, которые еще недавно текли из Германии к большевикам.
Немцам даже приходится наблюдать, как их деньгами в декабре 1917 г. создается и финансируется ЧК и как Ленин и Троцкий в январе 1918 г. выделяют 20 миллионов рублей из большого денежного котла на создание и развитие Красной Армии.
Вечное плюс-минус в игре с выигрышами и убытками немцев и большевиков особенно наглядно иллюстрирует потери как той, так и другой стороны в конкретных ситуациях. В феврале 1918 г. Троцкий отказывается в Брест-Литовске подписать договор, в котором немцы усматривают частичную реализацию своей стратегии в отношении периферийных государств и по которому откалывают прибалтийские страны от основной части России. Всего год спустя, в 1919 г., Брокдорф-Ранцау, представитель немцев, отказывается подписать представленный ему «позорный мир», Версальский договор, продиктованный победителями — державами Антанты. На этот раз в роли проигравших приходится выступать немцам. Теперь с них даже «очищают», подобно апельсиновым коркам, их собственные периферийные территории — Эльзас-Лотарингию, Саарскую область, Западную Пруссию, части Померании и Верхней Силезии.
Уже в 1921 г., всего через два года после Версальского договора, возложившего на немцев решающие санкции, направленные против нового вооружения, берет свое начало новый германо-российский пакт, насей раз в чисто военной сфере. Вновь при временном совпадении исторических интересов: Красная Армия и рейхсвер Веймарской республики совместно развивают на территории Советского Союза системы вооружений, запрещенные Германии западными державами, — танки и самолеты. И опять приходится выделять крупные суммы германских денег из секретного фонда «R». В российских городах Казани и Липецке возникают заводы по производству танков и самолетов, совместно организуется тайная подготовка войск для Красной Армии и рейхсвера. Германские офицеры преподают и учатся в российских военных академиях и других учебных заведениях, а российские офицеры инкогнито посещают германские военные институты. Целевой союз внезапно прекращается лишь из-за политики Гитлера с 1933 г.
За это десятилетнее сотрудничество должны будут поплатиться жизнями многие высшие полководцы, командиры и комиссары Красной Армии. В ходе исторически беспрецедентной акции Сталин обезглавливает свою собственную Красную Армию, созданную Троцким: из пяти маршалов Советского Союза Сталин велит убить трех, из 15 командармов — 13, из 85 комкоров — 62, из 406 комбригов — 220, из 6000 старших офицеров — 1500!
Даже самый правоверный и верящий Сталину коммунист не может допустить, что все ликвидированные были немецкими агентами. Поэтому Сталин велит выдвинуть несколько более общее обоснование: в ходе массовых убийств массы попросту объявляются «врагами народа»! — Сталин обезглавливает свой собственный народ.
Уже вскоре после сталинских массовых убийств развивается новое «единство интересов», на сей раз между стратегией восточных территорий гитлеровской экспансионистской политики и аналогичным устремлением Сталина: речь идет об «апельсиновой корке» — Польше, старой «периферийной территории» России, которую теперь, в 1939 г., после заключения политически извращенного пакта Гитлера и Сталина, обе стороны предоставляют друг другу для при- и воссоединения. Гитлеровская армия наступает с запада, сталинская армия — с востока. Они встречаются в Бресте и маркируют новую границу между гитлеровской Германией и сталинской Россией. Польша практически больше не существует, германский Вермахт и Красная Армия держат ее под оккупацией.
В утаенных Гитлером и Сталиным дополнительных соглашениях Гитлер вновь «предоставляет» великорусским державным устремлениям Сталина бывшие «периферийные государства» Прибалтики, отделенные по Брест-Литовскому договору от основной части России.
После нападения Гитлера на Советский Союз германский Вермахт, в свою очередь, оккупирует страны Прибалтики. Но лишь на краткий срок, затем он изгоняется из бывших «периферийных государств» Красной Армией, а с 1945 г. Прибалтика опять, как в царские времена, принадлежит к великорусской территории, на сей раз — к Советскому Союзу.
Большая игра в рулетку вступает в новый раунд лишь с распадом Советского Союза в начале 90-х гг. «Апельсиновые корки» — прибалтийские республики хотят вновь получить свою политическую независимость. А немецкое послевоенное государство Федеративная Республика Германия выражает свое согласие. К концу столетия бесконечная игра, которая началась с ленинской революции и финансировалась германскими деньгами, кажется, наконец-то завершилась. Кто и когда в ней выиграл? И кто проиграл?
Ленин, собравшись в первую годовщину Октябрьской революции со своими товарищами на Красной площади и торжественно открывая на Кремлевской стене скромную икону со своего рода богиней свободы и сияющим солнцем, не может себе представить, какую пышную революционную панораму вскоре наворожит его преемник Сталин. Сталин велит убрать богиню свободы, которую можно увидеть и на всех социал-демократических плакатах и под которой хотят объединиться все «братья, к солнцу, к свободе» (в русском варианте — «смело, товарищи, в ногу»), поместив на ее месте в качестве новой иконы ленинский портрет. Ленин водружается на революционный Олимп в роли бога-отца, чтобы он, Сталин, мог выступать в качестве наместника бога на земле. Не пытается ли Сталин подражать мудрому Соломону, который стремился представить как незапятнанный святой лик своего отца, царя Давида?
Ленин никогда не считал себя революционным святым. Он был скорее неутомимо-одержимым творцом революции, гонимым фантастической идеей улучшения мира. Революционером будней, использующим каждую возможность, полезную для своего дела. Для Ленина не существовало оснований, которые запретили бы ему принимать германские деньги из моральных соображений. И не существует ничего, что побудило бы большевиков испытывать в связи с этим хотя бы малейшее чувство морального долга перед кайзеровской Германией.
Напротив, непредвзятый историк может спросить, не должны ли были по тем же причинам покраснеть кайзеровские стратеги, делавшие общее дело с радикалами-большевиками?
Бескомпромиссную ленинскую готовность к компромиссам в подобного рода исторической ситуации его швейцарский биограф Эмиль Людвиг с почти криминалистической наблюдательностью представляет в виде схожего портрета с объявления о розыске преступника:
«Как бесстрастный калькулятор он готов к каждому компромиссу, который требуется от него в данный момент, и остается неуязвимым для любого возражения идеологов. «Принципиально отвергать компромиссы, — пишет он, — это ребячество. […] Нужно только уметь анализировать обстоятельства и конкретные условия каждого компромисса», а его друг Луначарский мог по праву назвать этого человека, которого Европа представляет себе ослепленным, «гениальным оппортунистом». […]
Это человек без парализующих страстей, которого поэтому окрыляет единственная страсть — идея своей миссии. […] Когда он в своем голом рабочем кабинете в Кремле, который оживляет лишь пара географических карт,