Ночь в "Восточном экспрессе" - Вероника Генри

Через двое суток она твердым шагом вошла в дом в Шеллоуфорде. Уильям был рад ей, но внешний вид жены его расстроил. Она была бледной и осунувшейся, что легко можно было списать на несвежие устрицы.

— Бедная Адель, — суетился он, помогая ей снять пальто и ведя к камину. — Я прописываю чай с лепешками немедленно.

Она сидела в тепле у огня. Через пять минут Уильям вернулся с подносом, на котором стоял серебряный чайник, две фарфоровых чашки и тарелка с намазанными сливочным маслом лепешками. Адели казалось, что она никогда уже не сможет проглотить ни куска, что ее оцепенение навсегда лишило ее аппетита, но, начав есть, осознала, насколько проголодалась.

Приступая к третьей лепешке, Адель подняла глаза и увидела, что Уильям за ней наблюдает.

В ту долю секунды она поняла, что он все о ней знает. Однако во взгляде мужа не было вызова. Он не предлагал конфронтации. Его взгляд был добрым и озабоченным. Он чувствовал ее страдания и не хотел их усугублять.

Адель не представляла, что ему известно, есть ли у него доказательства ее измены или только его ведет инстинкт любящего человека. На мгновение ей стало нехорошо — чай, жар камина, съеденные лепешки. Возникло огромное желание броситься вон из комнаты. Однако она поняла, что это было бы равносильно признанию. Глубоким вздохом отогнав подступающий ужас, Адель огляделась вокруг и напомнила себе, что здесь она в безопасности. Она у себя дома, шторы задернуты, в камине полыхает огонь, собака дремлет у ее ног. Завтра она проснется и будет точно знать, где находится. Где ей и следует быть — рядом с Уильямом. Джек всегда будет там, в ее памяти. Она всегда будет помнить о Венеции. Но Уильям ее муж. Он хороший и добрый и позаботится о ней. Скоро снова приедут на каникулы мальчики, и семья воссоединится. Больше Адель ничего не желала. Этого ей будет достаточно.

Уильям встал, чтобы подложить полено в огонь. Проходя позади кресла Адели, он нежно погладил ее по голове. Это длилось всего мгновение, но покой, поддержка, понимание, словно обозначенные этим мимолетным жестом, заставили Адель осознать: все будет хорошо. В ее жизни без Джека все будет хорошо.

Выход из довольно прозаического здания вокзала «Санта-Лючия» в залитую солнцем Венецию можно было сравнить с тем, как в «Хрониках Нарнии» входили в платяной шкаф и попадали из него в волшебную страну, только с водой, а не со снегом. При виде расстилавшейся перед ней нефритово-зеленой, мерцающей водной глади, покрытых трещинами зданий, стоящих вдоль канала, и сотен судов, теснившихся в поисках выгодного места стоянки, Эмми от изумления захлопала глазами.

Она совершенно не представляла, что делать дальше, была в смятении.

— Мне кажется нам лучше сесть на вапоретто, а не в водное такси, — сказал ей Арчи. Во время ленча он прилежно изучал путеводитель. — Гораздо веселее действовать, как местные жители. Мы не хотим, чтобы с нас содрали втридорога.

— Хорошо, — согласилась Эмми, все же немного сбитая с толку. Да как тут можно передвигаться среди всего этого? Повсюду толпы людей: туристы, студенты, путешественники, все с багажом, картами, кино— и фотокамерами сгрудились у остановок вапоретто, дожидаясь следующего водного трамвайчика, который повезет их по Большому каналу и дальше в сказочный город.

Все казалось таким мягким. Не было резких цветов и линий, только цвет коралла, охры и бирюзы с оттенком серого. Стены, чудилось, рассыплются в прах от малейшего прикосновения. Вывески как-то ненадежно висели на стенах домов, готические арочные окна с каменными средниками[28]намекали на скрывающиеся за ними тайны.

Арчи схватился за путеводитель.

— Нам нужен первый номер. Он провезет нас как раз по Большому каналу. Давай я возьму.

Он забрал у Эмми шляпные коробки, ловко подхватив и свою сумку. Эмми взяла свой чемодан и пошла за ним к остановке. Вапоретто покачивался на воде у пристани, и молодые люди, невольно толкаясь, попали на борт вместе с остальными пассажирами. Трамвайчик отчаливал, вода шлепала по его бортам, нос разрезал стеклянную гладь канала, на которой плясали лучи вечернего солнца.

Эмми вертела головой во все стороны, пока они плыли. Она видела мосты, балконы и балюстрады, обветшалые деревянные жалюзи, фонари из кованого железа и арочные окна, средники и голые кирпичи. Неровные, осыпающиеся фундаменты, входы, почти скрывшиеся под водой. Горгульи и львиные головы злобно смотрели на Эмми со своих подпор; цветы свисали из ящиков на окнах; выцветшие надписи что-то обещали, но она не понимала что. Когда же Эмми увидела черную гондолу, беззаботно плывущую по каналу перед ними, она едва не упала в обморок.

— О Боже! — выдохнула она, обращаясь к Арчи. — Гондольер в полосатой рубашке и все остальное… Это выглядит таким настоящим…

Арчи улыбался во весь рот. Он был искренне взволнован. После напряжения последних нескольких недель было таким облегчением снова чему-то порадоваться. Он обнял Эмми за плечи.

— Просто потрясающе! — прокричал он, стараясь перекрыть шум.

Они миновали знакомые достопримечательности, хорошо известные по школьным учебникам и фильмам: мост Риальто, здание Академии, церковь Санта-Мария-делла-Салюте, Дворец дожей… Здания во всем великолепии стиля рококо, некоторые до изумления изысканные, были одно лучше другого.

Они высадились в конце Большого канала, у площади Сан-Марко, и их быстро увлекла вечерняя толпа, пока они пробирались мимо палаток с венецианскими масками, куклами Пиноккио и мороженым. В воздухе витало какое-то лихорадочное напряжение, которое вылилось бы в тревогу, если бы Арчи и Эмми не замедлили шаги, вспомнив, что знают, куда идут.

Агентство «Не теряй надежды» забронировало им номера на две ночи в гостиничке на узкой улице недалеко от площади. Как только они пошли между зданиями в стороне от основного потока пешеходов, их окутал милосердный покой. Гостиница была семейной, всего на несколько номеров и оказалась просто восхитительной. Задний дворик изобиловал зеленью в терракотовых горшках, в центре его высился осыпающийся фонтан, увенчанный обнаженным херувимчиком. Внутренняя обстановка сочетала в себе поблекшее великолепие и венецианское очарование: богато украшенные зеркала и картины в резных рамах соседствовали с пухлыми диванами, беломраморные полы и кованые железные балюстрады создавали ощущение роскоши.

Спальня Арчи была непомерно, до нелепости пышной. Кровать оказалась богатым сооружением под темно-розовым бархатом с позолоченным изголовьем, а над ней висела люстра. Непонятно было, как ее выдерживал потолок. Как только ушел портье, Арчи огляделся в легком замешательстве, но едва сдерживая смех при виде этой бесстыдной, на его взгляд, роскоши. Достал из сумки рубашку и джинсы и переоделся. В этом необыкновенном городе им предстояло провести лишь этот вечер и завтрашний день, и Арчи был полон решимости сделать ближайшие двадцать четыре часа настолько незабываемыми для Эмми, насколько это в его силах. У него сложилось впечатление, что жизнь девушки гораздо тяжелее, чем она утверждает. Что она с трудом сводит концы с концами, занимаясь любимым делом. Он ею восхищался и с немалой радостью придушил бы этого мошенника Чарли, если тому когда-нибудь не посчастливится с ним столкнуться.