Юджин - повелитель времени. Книга 4. Все женщины - химеры - Гай Юлий Орловский

- Ну да, - подтвердил я. - Ими самыми, родимыми. Ты прицепишь их там снизу…

- Кого?

- Заклинания, - объяснил я. - У меня заклинания достаточно тяжелые. Хоть и мелкие. Прицепишь снизу… хотя можно и сбоку. Кто увидит, все равно не поймет. А йотом к-а-а-ак рванет! Увидишь, какая это красота! Лучше, чем пожар.

Он покачал головой.

- Разве? Мне кажется, красивее пожара ничего на свете не бывает.

- Увидишь, - заверил я. - Теперь я и сам вижу, что со мной ты не соскучишься. Я эстет, а мы, эстеты, за красивое что угодно сотворим.

Он буркнул:

- Да, ты весельчак. Только веселье у тебя какое-то странное. Ты могильщиком не работал?

Я подумал, припоминая.

- Вообще-то я пролетариат, а пролетариат - могильщик капитализма. Так что да, в какой-то мере… но я по-крупному могильщик. Фрилансер, а это вообще что-то ужасное.

Он молча слушал, кивал, а я вытаскивал гранаты и раскладывал в ряд на траве. Гранаты для спецназа вообще-то практически такие же, как и обычные, только их в самом деле можно активировать бесшумно, а вот у обычных гранат удар бойка по капсюлю громче пистолетного выстрела без глушителя.

Правда, гранаты для отрядов специального назначения размером с грецкий орех, хотя разрушительная мощь вдесятеро выше. Кольцо пришлось оставить старого размера, выглядит немного комично, когда кольцо почти такое же в диаметре, как сама граната, но уменьшать нельзя, иначе мелкое не выдернешь вовсе.

После взрыва чуть взметывается пыль и разносятся осколки на несколько шагов, а вовсе не на сотни метров. И никаких взрывов, пламени и прочей пиротехники. Если поместить в замкнутое или полузамкнутое пространство, взрыв гранаты может обрушить стену кирпичного дома, а в чистом поле даже не увидишь, если оно чистое.

- Ну ладно, - сказал он, - хоть я и ничего не понял, но друзьям верить надо. Даже если не верится. Лучше, конечно, обрушить один пролет, чем весь мост.

Целиком рушить такую красоту просто безумно жалко. Все равно что собаку ударить.

Я кивнул.

- Даже щенка.

- Вот-вот. Это людей можно, почти все сволочи, но строят иногда просто божественно красиво и залюбова- тельно.

- У людей такое бывает, - согласился я. - Все ломают и жгут, а потом, глядишь, снова все отстроено краше прежнего!… Иногда думаю, что не сожги все, так бы и жили в сараях.

Он поднялся на ноги, вздохнул, с жалостью рассматривая мост.

- Я такую красоту еще не видел! Да и сам город… Вот бы походить там…

- Некогда, - ответил я с сожалением. - Сперва нужно сделать так, чтобы оттуда не пришла помощь… Видишь вон на башнях?

Он кивнул, две каменные башни по обе стороны широкого моста вздымаются высоко и грозно. На самом верху фигурки часовых, им видно все не только на этом берегу, но и намного дальше. Лес на этой стороне стараниями лесорубов отодвинут на полмили, никто не останется незамеченным.

- А когда будешь рушить? Те гады смотрят…

- Можно бы рискнуть, - признался я, - все равно те на башнях, даже увидев, не поймут, чего мы под мостом лазим. Подумают, рыболовы.

- Тогда сейчас?

Я покачал головой.

- Дождемся ночи.

Он взглянул на темнеющее оранжево-багровое небо с зелеными сполохами у горизонта.

- Зачем ее ждать?… Вон уже луна проступает…

- Что нам луна, - пробормотал я. - Лишь бы зеленая сама по себе не вылезла…

Он покачал головой.

- Боишься, что твои заклинания испортит?

- Ну да, - согласился я. - Кто знает, какие изменения во взрывчатке произойдут… Бери лопату, я для тебя захватил побольше. Как только стемнеет…

Фицрой красиво разложил на чистой тряпице мясо, сыр и хлеб, придвинул ко мне ближе бурдюк с вином. В молчании ужинали, а в это время из-за леса поднялась в страшном фиолетовом небе огромная багровая луна, пугающе заняла треть неба, медленно и тяжело двинулась к зениту, а когда почти добралась, вдогонку выскочила еще одна, маленькая и сверкающе зеленая, похожая на драгоценный камень.

От нас пошли по две тени, обе зловеще-недобрые, пусть едва заметные, призрачные, но все же… все же не настолько пугающие, как в те первые дни, когда я был в каменоломне.

- У тебя что-то с луной? - спросил Фицрой. - Ладно, не говори, если не хочешь. Просто у многих чародеев с лунами тесные связи.

- Я не чародей, - возразил я тускло.

- Но ты чародеешь?

- Помаленьку, - согласился я. - Так, по необходимости.

Он хмыкнул:

- Ну да, конечно…

- Да ладно, - ответил я. - Я не чародей, сам видишь. По крайней мере по натуре. Но когда что-то получается, я что, совсем дурак?… Ты давай ешь, сейчас пойдем копать.

- Еще и копать?

- Это моя новая придумка, - сказал я гордо. - Я не трус, просто я демократ, потому осторожный и боязливый. Трусливый даже, но это показатель высокого развития и недюжинного ума. История показывает, что прогресс двигает человека отважного к человеку трусливому. И чем цивилизация выше, чем человек трусливее. На высоком уровне своей тени будет страшиться до свинячьего писка!

Он посмотрел на меня исподлобья.

- Что-то твои шуточки какие-то хреновые.

- Зато, - сказал я гордо, - мой недюжинный ум подсказывает, где тебе копать и как копать. Дабы!

Он вздохнул, но смолчал, только пробку выдернул из бурдюка несколько резче, чем обычно, и пил тоже дольше, не отрываясь.

Небо бездонное, страшноватое, но уже привычное, человек ко всему привыкает и приспосабливается, иначе бы мы не стали царями природы. Первая луна осталась на месте, так это выглядит в сравнении со второй, что пошла по небу не просто быстро, а помчалась, словно за нею гонится злой волк с широко распахнутой пастью.

Я поднялся, сунул Фицрою саперную лопатку с короткой ручкой.

- Твой боевой инструмент.

Он спросил опасливо:

- Да колдовства?

- Именно, - заверил я. - Правда, оборонительного. Мы, как гуманисты, никогда не нападаем, а только защищаемся. За исключением случаев, когда напасть нужно или почему-то хочется.

В том месте, где мост заканчивается и начинается дорога, я провел поперечную черту.

- Вот здесь и копай. На глубину… в две ладони.

- Хорошо, - ответил он в недоумении, - но что-то не слишком глубоко для ямы-ловушки. Таких мелких людей не бывает.

- Копай, - повторил я. - Увидишь потом, все станет ясно. А объяснять долго.