Имперский ястреб - Диана Удовиченко

– Хорошо, – мрачно проговорил Добб. – Еще!

На этот раз его атака была подобна вихрю, движения неуловимы, а хищный блеск клинка слился в одну серебряную полосу. И все же я сумел уловить, куда будет нацелен удар, и блокировал его. Провести контратаку капрал мне, конечно же, не дал. Казалось, мой успех привел его в состояние ярости. Он снова выбил меч из моих рук, потом сказал:

– Достаточно.

Я наклонился было, чтобы подобрать свое оружие, когда Добб, нахмурившись, попросил:

– Можно, того, этого, мне посмотреть поближе, лейтенант?

Я протянул ему меч. Капрал несколько мгновений рассматривал его, затем почтительно, чуть ли не благоговейно принял в свои руки.

– С волшбинкой, серебряная сталь… откуда он у тебя?

Пришлось сознаваться, что меч – подарок императора.

– Император ерунды не подарит, – авторитетно заявил Добб.

Он, как когда—то Зарайя, нежно провел по клинку пальцами, трепетно, словно касался щеки любимой женщины. Впрочем, нет, думаю, его женщинам так никогда не везло. Такие чувства у Дракона может вызывать только благородное оружие. С некоторым оттенком зависти Добб спросил:

– Что ты знаешь о его свойствах?

– Ну, как и все оружие с пауронием, он прочен, никогда не тупится, увеличивает силу удара, а еще его нельзя украсть или отобрать, – как ученик на уроке, оттарабанил я.

– Того, этого, есть еще кое—что, лейтенант!

Похоже, о мечах капрал знал все, и еще немножко больше. Он указал на маленький зеленый камешек в основании клинка:

– Знаешь, что это?

– Изумруд, – глупо ответил я.

– Ну да, а что он означает? Что ж ты, лейтенант, – упрекнул он. – Таким богатством владеешь, и ничего о нем не знаешь. Изумруд – знак мудрости. В твой меч при ковке Обучающие чары были вплетены. Великий мастер его делал, таких теперь нет.

– А вот и есть! – раздался вдруг резкий голос. – Б’хойч еще и не такое могут!

На краю лужайки в траве вольготно развалился мастер Триммлер.

– Старый Колхен в Гольтенвейер делает такое оружие.

– Ну, тогда объясни, почему свойства меча проявились только сейчас? – спросил я капрала.

– Надо подумать… того, этого… – Добб почесал свежевыбритый затылок. – А как его имя?

– Честный, – вспомнились мне слова Ридрига.

– Такое оружие защищено чарами имени. Оно само решает, подходит ему хозяин, или нет, – опять вмешался гном.

– Да, конечно, того, этого! – воскликнул Добб. – Меч понял, что ты ему годишься.

– То есть, достоинства вашей души соответствуют имени меча, – уточнил мастер Триммлер, внезапно переходя на высокий стиль.

– И что теперь?

– Теперь меч будет обучать тебя владеть им. С каждым разом, того, этого, ты станешь драться все лучше.

– А что самое примечательное, – перебил капрала гном. – Ваши умения останутся при вас. Например, если вы возьмете в руки другое оружие, ваша боеспособность от этого не пострадает.

– Кому захочется брать другое оружие, если есть Честный? – возмутился Добб, которому, похоже, такое предположение показалось кощунственным. Воин может изменить женщине…но не мечу!

– О, это великое оружие! – провозгласил мастер Триммлер.

– И его сотворил великий человек! – патетично подхватил Добб, забыв в пылу восторга даже добавить свою бессмысленную присказку.

– Великий гном! – поправил его мастер.

– Пойдем выпьем! – неожиданно, и, на мой взгляд нелогично, предложил Добб.

– А пойдем! – с удовольствием согласился мастер Триммлер, и они, совершенно забыв обо мне, покинули лужайку.

Я смотрел на матово мерцающий клинок. Значит, Обучающие чары… похоже, мне повезло. Надо будет только тренироваться как можно больше, и вскоре хотя бы не придется краснеть за свою неуклюжесть. А Ридриг молодец! Как он тогда сказал? «Меч очень подходит тебе»? На самом—то деле, это я должен был заслужить доверие меча.

Я вложил клинок в ножны и отправился догонять Добба с гномом. После сытного обеда в трактире мы с Зарайей навестили проводника и, выслушав много нелицеприятного в свой адрес, все же выбили из него согласие на нашу цену. Задаток, который потребовал этот кровопийца, ровно на восьмую часть опустошил кошелек, выданный мне на текущие расходы по распоряжению Ридрига второго. И это была лишь половина платы! Вторую я пообещал отдать после перехода Пустыни призраков.

– Завтра на рассвете выступаем, – сказал Зарайя проводнику. – И смотри мне!

– Сам смотры! – окрысился тот. – Лучши иди, шаджаб покупай! В пустыне без шаджаб никак!

Мы отправились в лавку и купили то, что туземец называл странным словом шаджаб. Это был большой кусок белого полотна, к которому прилагался узкий обруч из плотной тесьмы. Как объяснил нам лавочник, шаджаб – головной убор на все случаи жизни. Будучи обмотанным вокруг головы в несколько слоев, он превращается в подобие шляпы. Такие принято носить в городе. Если же голову накрыть этой тканью, а сверху закрепить ее обручем, она становится незаменимой вещью в пустыне, прикрывая шею, уши и затылок от песка. В случае если в пустыне поднимется сильный ветер, концом шаджаба можно прикрыть глаза и рот. Впечатлившись рассказом лавочника, мы купили их на всю роту. Благо, стоила такая нужная вещь совсем не дорого. Окончание дня прошло в суматохе: мы закупали провизию и большие бурдюки, чтобы наполнить их водой.

Ужинали опять в трактире, только на этот раз без особых излишеств: сознание того, что завтра мы будем в Пустыне призраков, где потребуется вся возможная сноровка и способность к выживанию, не давало расслабиться. Наткнувшись взглядом на Лютого, с аппетитом расправлявшегося с большим куском сочного мяса, я мысленно отметил, что волосы капрала снова сияют серебром. Странно, зачем он ожидал, когда вся рота уйдет, и только потом полез в купальню? Может, у него на груди имеются амулеты или артефакты, которые нельзя выставлять на всеобщее обозрение?

Когда стемнело, я отправился к месту ночевки, придирчиво выбирая, куда бы мне лечь. Не хотелось снова проснуться рядом с трупом. Наконец, устроившись в десятке локтей от остальной роты, я решил, что занял выгодную позицию. Ночь лунная, и если кайлару вздумается напасть, я по крайней мере увижу, кто это. Завернувшись в плащ, я задремал.

… Серое, все вокруг серое. Только мамины сияющие глаза и огненные волосы нарушают монотонную окраску этого мира. Она всего в шаге от меня, ее улыбка нежна и немного лукава. Под ее взглядом я чувствую себя ребенком. Один шаг – и я смогу ощутить тепло той, по которой в глубине души тосковал всю жизнь. Нужно только очень постараться. Я делаю неимоверное усилие и начинаю движение… Внезапно боковым зрением вижу, как в мертвое пространство вторгается темная фигура. Потом, прорывая материю застывшего времени, на меня обрушивается чье—то тело, сбивает с ног и валит на жухлую траву. Человек скатывается с меня и вскакивает. Он молод, черноволос и гибок. Красивое лицо с тонкими выразительными чертами дышит тревогой. Почему—то густой вязкий воздух не в силах сковать его быстрых, ловких, как у кошки, движений. Но зачем он оттолкнул меня от мамы? Я хочу спросить, но слова, как и всегда в этом мире, не подчиняются мне.