Легко! - Ольга Славина

– О’кей, я еду в Берлин, а после этого решим, куда двигаться дальше.

«Никуда мы не будем двигаться. Я съезжаю и закрываю за собой дверь». Анна перебралась в Мейфэйр, спровадила Хельмута в аэропорт, и присела на белый диван, наслаждаясь. Именно то, что она хотела. Не модерн, не минимализм, но и не реплика музея. Изысканная консервативная квартира, в которой как будто прожили несколько поколений, и каждое что-то после себя оставило. Красивые вещи, эклектика периодов, но все сочетается, все естественно и в гармонии с Мейфэйром за окнами. Истинно английская квартира. Теперь – радости декорирования: поиски места для любимых штучек, развешивание картин. Это легко…

Анна даже не вспомнила, звонил ли ей Хельмут из Берлина или нет? Ушла с головой в обустройство квартиры, а еще работа и ежедневный немецкий, от которого ее было уже не оттащить, – по вечерам она читала Курта Тухольского. Вздохнуть было некогда. Прошла неделя, потом выходные. В воскресенье вечером телефон тренькнул: «Все прошло хорошо. Ни о чем не волнуйся. Люблю. Х.». Что он имеет в виду?

В понедельник Хельмут позвонил:

– Моя маленькая принцесса, я скучал по тебе. Не думал, что застряну на неделю. Но заодно съездил во Франкфурт по работе на три дня, навел там порядок, потом, правда, снова пришлось вернуться в Берлин. Ну, при встрече расскажу. Приготовь мне сегодня обед, что-то я устал от ресторанной еды. Ну, пока. Буду в семь.

И повесил трубку, не дожидаясь ответа. Анна почувствовала радость, что Хельмут вернулся. Даже была не против приготовить обед. Что-то давно она не наведывалась в Selfridges. Выйдя оттуда с двумя огромными пакетами, села в такси. Портье распахнул дверь:

– Добрый вечер, мэм.

Она едва закончила накрывать на стол, запихнув рыбу в духовку, как Хельмут позвонил в дверь. Он ворвался, обнял ее и стал целовать.

– Моя маленькая принцесса. Все было так долго, я не думал… So gut, dass ich wieder da bin, mit dir.

– Helmut, was ist passiert? Du siehst so komisch aus!

– Ich liebe dich, und ich will dir das wieder und wieder, immer wieder sagen.

– Was, denn?

– Ich habe mich von ihr getrennt[4].

Анна так опешила, что перешла на английский:

– Ты это серьезно? А что так вдруг?

– Ничего, ты же сама этого хотела. Это все было очень тяжело, но больше об этом говорить ни к чему.

«Это он серьезно? Нормальные люди так не поступают. Ни с того ни с сего… Либо сумасшедший, либо врет». Эта и сотни других мыслей мешались в голове. Она о чем-то говорила, раскладывала рыбу, наливала вино, а голова была не в порядке. Всё, просто всё в этом мужчине – сюрреализм. И вроде жизненные формы, разговоры… а полный сюр.

Хельмут остался у нее ночевать. Он захватил с собой несколько рубашек и галстуков, развесил в пустующем шкафу. Анна не спала всю ночь, думала. Впервые мужчина оставил ради нее женщину. Она даже не боролась за это. Она боролась за Виктора три года, стиснув зубы, отказываясь верить, что борьба обречена. Чувство отчаяния, с которым Анна вела ту борьбу, до сих пор не просто было в памяти, оно ощущалось физически. Сколько она вложила мужества в борьбу вопреки всему! Виктор разбил ее сердце. Она знала, что второй раз ее сердце будет разбить нельзя. Тем не менее влюбилась в Джона. Теперь уж можно не отрицать. Стала бороться за него. Не насмерть, но все же… Опять проиграла. Зареклась бороться. Отталкивала Хельмута, чтобы снова не повестись на ту же игру. А он взял и пришел, сказав: «Я твой». Вообще без усилий с ее стороны. Правы женщины, когда говорят: «Если он не оставит свою жену после первых трех месяцев, то не оставит никогда». Она ведь объяснила Хельмуту, почему не готова играть в то, во что он предлагал. И вот, пожалуйста…

Анна не думала о своей ответственности перед Хельмутом. Это чушь. Они взрослые люди, каждый отвечает только перед самим собой. Но она не находила любви в себе. За исключением этого нового будоражащего чувства, что мужчина (кстати, неординарный, сильный, умеющий добиваться целей, способный на поступки) сделал такой большой шаг ради того, чтобы быть с ней, – за исключением этого чувства, которое само по себе приводило мысли в смятение, она вроде и не чувствовала ничего.

«Может, когда мы очень хотим чего-то, это что-то всегда не про нас? Может, именно то, чего мы добиваемся, всегда ускользает? Может, все должно само случаться? А я ведь хочу быть рядом с Хельмутом, если не лукавить. Я сказала, что не приемлю этот хаос, он тут же пошел и без колебаний все расставил по местам. Без лишних слов, как настоящий мужчина. А я его не люблю. А почему, собственно? Разве он не то, что я всегда искала? Разве я не мечтала о сильном, заботливом мужчине? Почему меня раздражает его романтизм, я же всегда этого искала в мужчине? Он так настроен на любовь, на сказку, и я тоже это всегда искала. В чем тогда дело? В страхе перед хэппи-эндом, который бывает только в Голливуде? Это не может быть правдой. А почему нет?»

Хельмут въехал не только в ее квартиру, но и полностью в ее жизнь. Он приходил три-четыре раза в неделю. Когда у одного из них были дела или встречи вечером, они не виделись, всё было ровно и нормально. Выходные он предпочитал проводить у себя. Но с Анной. Там ближе к природе, ему вообще Мейфэйр не нравился. Всё было так легко… Анна начала верить, что счастлива. На Пасху они отправились на Тенерифе.

Отель «Гран Бахиа» был сказочен. Башенки, мостики, цветники и водопад, падающий со скалы рядом с террасой для завтрака, бесконечные мавританские галереи – всё это только усиливало чувство сюрреальности, в которой Анна жила. Газеты после завтрака. Долгие занятия сексом после обеда. Паэлья и танго по ночам. «Разве не о таком счастье я мечтала всю жизнь? Не знаю, люблю ли я его, но мне все нравится».

– Прямо медовый месяц какой-то, – сказала она Хельмуту по дороге в Лондон.

– Нет, еще нет. Подожди, – загадочно ответил тот.

Апрель и май пролетели как один миг, настало лето. Хельмут сказал, что рассчитывает провести с Анной весь отпуск в Берлине – они прихватят еще несколько дней, в общем, получится не менее полутора месяцев. Она засмеялась – как он все-таки мало знаком с ее жизнью! Объяснила, что поедет на Лонг-Айленд. Хельмут согласился отпустить ее к сыну, но только на две недели и ни днем больше. А потом в Берлин.

– А почему в Берлин? – спросила Анна. – Город и город. Я не возражаю, что часть отпуска мы проведем вместе, но можно поехать к морю. Или в горы. В общем, куда-то…

– Ты просто не понимаешь пока. Берлин – это не город, а лучшее место отдыха. Дом на воде, замечательная дача. Будем ходить на яхте, купаться, озеро напротив. Поедем на велосипедах в Потсдам, это сразу за рекой. Там дворец Сан-Суси. Это лучше любого курорта. Поверь мне. И тебе надо познакомиться с семьей.