Последнее японское предупреждение - Марина Крамер

Женя снова вспомнила тот день, когда узнала об этом, вспомнила, как выбежала из здания банка в одной униформе и побежала сломя голову домой, чтобы взять Соню и привести ее к отцу, потому что поняла, что нажила себе огромные неприятности, согласившись помочь Елене. Как во дворе наткнулась на полицию, окружившую три трупа возле их подъезда. Как взлетела по лестнице и в открытой квартире нашла только задыхающуюся от испуга Анфису Валентиновну, которая даже объяснить ничего толком не могла. Она несколько раз звонила Елене, но та была недоступна, и Женя вдруг отчетливо поняла, что никогда больше ее не увидит – Елена подставила ее, и теперь она, Женя, виновна в похищении девочки. А к вечеру приехал Сайгачев с молодым парнем, вошел в Женину комнату и негромко сказал, привалившись к стене плечом:

– Твое счастье, что ни с моей дочерью, ни с моей женой не случилось ничего страшного. Если не хочешь оказаться под судом за похищение ребенка, выкладывай все, что знаешь. На зоне таким, как ты, очень тяжело и физически, и морально. Не заставляй меня брать грех на душу и сдавать тебя в ближайшее отделение полиции. Я все знаю о твоей сестре, без тебя она обречена.

И Женя, захлебываясь слезами, рассказала все до последней мелочи, все, что смогла вспомнить. Сайгачев слушал ее, не перебивая, а молодой парень молча сидел на стуле у двери. Когда Женя закончила, Сайгачев встал и так же негромко сказал:

– Пока ты посидишь дома. Шума не поднимай – это не в твоих интересах. Это Вадим, – кивнул он в сторону парня, – он поживет в соседней комнате. Будет тебя кормить и охранять. Но сидеть будешь под замком. Все поняла?

– А… дальше? – боязливо спросила Женя, понимая, что не имеет права даже рот открыть и что-то возразить, иначе все, что сказал этот человек, он выполнит, а тюрьма не казалась ей хорошей перспективой.

– А дальше будет видно.

– Но… Лена… – пролепетала она, понимая, что сестра останется без ухода.

– За сестру не бойся.

Он ушел, а молчаливый Вадим остался. Правда, однажды они поговорили – когда она стелила ему постель в Лениной комнате. Он спросил, что она любит есть, какие продукты предпочитает. Список был коротким, как, собственно, и разговор. Вадим ходил за продуктами, готовил еду, ел вместе с Женей, словно следил, чтобы не голодала. И все. Иногда он просил разрешения посмотреть кино, и Женя разрешала, включала ноутбук и отворачивалась к стенке, уткнувшись в книгу.

Через пять дней Женя почувствовала, что сходит с ума – она ничего не знала о сестре, а потому рискнула попросить у Вадима разрешения позвонить в больницу.

– Я сам не решаю, погоди пять минут. – Парень захлопал ресницами и вышел в кухню, а через несколько минут вернулся и протянул телефон: – Звони.

Женя набрала номер и с замирающим сердцем ждала ответа. Когда трубку взял заведующий, она что-то сбивчиво заговорила, но он, едва услышав фамилию, сказал:

– Не волнуйтесь, с вашей сестрой сиделка, она в отдельной палате, пост круглосуточный, все препараты есть, лечение проводится. Состояние стабильное.

С трудом выдавила какие-то слова благодарности и, отдав телефон Вадиму, легла на кровать, накрылась с головой покрывалом и заплакала. Она поняла, что все это организовал для Лены Сайгачев – больше некому. И этот поступок совершенно незнакомого человека, которому она причинила столько боли, окончательно добил Женю. Она поняла, что с такой тяжестью жить просто невозможно. Нельзя – и все. Нельзя просыпаться и знать, что ты сделала людям зло, а они отплатили тебе добром. А главное – у нее теперь совершенно нет будущего. Никакого. Она не сможет вернуться в банк, ей обеспечат такую репутацию, что даже захудалая фирма не возьмет ее мыть полы. На что они будут жить? Как она будет лечить Лену? Нет, это невозможно. Она много раз видела в кино, как прыгают из окон или с крыш. Приезжают полицейские с психологом, уговаривают, заманивают, обманывают. Но нет – она не позволит себя так обмануть. Она не будет делать это демонстративно. Просто откроет окно и выпрыгнет головой вниз!

Женя сбросила покрывало, рывком открыла окно и вскочила на подоконник, невольно удержавшись руками за створку и не сразу шагнув вниз.

– Господи, как страшно, – прошептала она, глядя вниз. – А если я умру не сразу? Если я буду лежать, как Лена?

Она снова чуть нагнулась, глядя, как приближается асфальт, припорошенный белым, чистым снегом.

– Ну, прыгай, что же ты замерла? – раздался за спиной насмешливый женский голос, и Женя, уцепившись похолодевшими пальцами за раму, повернулась.

На пороге комнаты с ключом в руках стояла невысокая, миниатюрная женщина с густыми черными волосами, сколотыми на затылке заколкой-крабом, в кожаных брюках, высоких грубых ботинках и кожаной куртке на серой норковой подкладке. Она крутила ключ на пальце и рассматривала стоящую на подоконнике Женю с каким-то почти медицинским любопытством.

– Что же ты стоишь? Прыгай. Все проблемы разом разрешатся! Сама в морге, сестру, скорее всего, там и дождешься – кому вы нужны, безродные? Только на препараты в анатомичку. Прыгай, Женя! Жизнь – дерьмо, раз на дороге один дерьмовый человек попался.

– Кто… кто вы? – облизывая губы, спросила Женя, но с окна не слезла, так и стояла, держась занемевшими пальцами за раму.

– А это откуда посмотреть. Если по крови – то никто. А если так… то сестра. По матери. Что – удивилась? А когда дочь мою из школы уводила – не думала, да? Конечно, не думала, откуда тебе знать!

Женщина вошла в комнату, приблизилась к окну и вдруг резко схватила Женю за руку крепкими, сильными пальцами так, что девушка завизжала от боли.

– А ну, слезай с окна, дура! – дергая Женю за руку и срывая ее с подоконника, зло бросила женщина. – Решила хитрее всех быть? Не выйдет! У тебя долгов здесь накопилось – по самое не балуйся. Сестру на ноги поставь, потом хоть из окна, хоть под поезд, поняла, дура?

Она порылась в кармане куртки и достала… часики-луковку на цепочке, присела на корточки рядом с лежавшей ничком Женей и, покачав перед ее глазами вещицей, проговорила:

– Узнаешь?

– У-узнаю…

– Ну, вот и я узнала. Мама носила их всегда, только дома снимала. Но раньше тут были наши фотографии – братьев моих, отца и моя. Потому и четыре лепестка. Но когда она решила нас из своей жизни выкинуть, то и от снимков избавилась. Потом вы появились. Да только поздно, видимо. Ты знаешь, что с ней случилось?

– Умерла… – пролепетала Женя, не сводя глаз с часов.

– Повесилась. Решила, что ей так легче будет. Всегда думала только о себе – как ей лучше, как ей проще, теплее, мягче, уютнее! Нас бросила, вас бросила. И ты – в нее. Давай, прыгни и брось свою Лену! У нее никого нет больше.

– Как… как вы это нашли? – Женя протянула руку и молящим взглядом уставилась на странную гостью.

– Лазарь отдал. Ювелир. На, забирай, пусть тебе на память будут. – Тяжелая цепочка змеей скользнула в Женину ладонь, прикрыв луковку-часики.