Ведьмина звезда. Дракон Памяти - Елизавета Дворецкая

Оживление у костра стихло, все настороженно смотрели на Хагира и молчали. Он кивнул на прощанье и пошел дальше, стараясь не думать, смотрят ему в спину или нет. Было неуютно: значит, смотрят.

Ничего неожиданного он в этом разговоре не услышал. Понятное дело, как говорил Сёльмунд, что плохо собирать войско весной: один останется дома, чтобы пахать и косить, а второй пойдет в поход, но зимой ему будет нечего есть. Но неужели это он, Хагир сын Халькеля, вытащил из дома Оддбьёрна Муху, Яльгейра Одноухого, Гримкеля Черную Бороду, Брюнгарда сына Брюньольва и всех прочих, кого он и по имени не знает? Нет, теперь Хагир не верил, что один человек может сдвинуть гору, будь он хоть знатнее всех конунгов вместе взятых. Люди делают то, что они хотят, даже если они сами об этом не знают. Те, кто хочет пахать и косить, тот пашет и косит. В поход пошли те, кто больше хочет воевать. И Бергвид сын Стюрмира, вокруг которого они собираются, самый для них подходящий вождь. Раз нет никого другого. Прав был Вигмар Лисица, самолюбивый и упрямый, но умный и честный человек. Когда приходит время, за вождем не ездят тролль знает куда. Он находится близко, и каждый видит в нем лучшее продолжение себя самого. А если все эти люди видят лучшего себя в Бергвиде, что ж…

– Хагир! – оклинул его сзади взволнованный голос Яльгейра.

Хагир обернулся: Одноухий бежал за ним, порядком взмокший, и борода у него взъерошилась, точно ёж в припадке боевого безумия.

– Хагир! Погоди! – Яльгейр догнал его и схватил за плечо.

– Что такое? – Хагир нахмурился, в уме мелькнула мысль о фьяллях. – Новости?

– Дожидайся! Чтоб я сдох! Новости! Старости! – стараясь отдышаться, отрывисто отвечал Яльгейр. – Этот приехал, ну, Гуннвид со своей дочкой. Говорит, больше не хочет быть посмешищем – или конунг женится, или он отзывает своих людей и в поход не идет. Чтоб я сдох!

Хагир повернулся и быстро пошел к усадьбе, злясь на весь мир и на себя самого в первую голову. Нашел время гулять! А тем временем Бергвид напрочь рассорится с Гуннвидом Мягкие Перья, и прощай пятьдесят человек дружины, не меньше. И дернули тролли Бергвида обручиться с той девчонкой! Куда ему обручаться – девятнадцать лет, ни заслуг, ни будущего, одно зазнайство. Конунг! А Гуннвид рот разинул – в родичи конунга захотел! И девчонка хороша! Если бы она на Бергвида глаза не пялила, ему бы и в голову не пришло жениться – служанок хватило бы! Тьфу! Чтоб ты сдох! Любимое присловье Яльгейра все крепче прививалось к привычкам Хагира, потому что для него очень часто находился подходящий повод.

Гуннвид Мягкие Перья получил свое прозвище за волосы, которые в молодости торчали мягкими вихрами в разные стороны, но нрав у него был твердый и непреклонный. Благодаря этому он стал маленьким хёвдингом в своей ближайшей округе и самовластно распоряжался дружинами соседей: все смотрели ему в рот и только от него зависело, пойдут ли они в поход. Бергвид сам пожелал обручиться с дочерью могущественного человека, что прибавило ему веса и уважения в округе, но доводить дело до свадьбы не хотел, тянул, уклонялся. Родство с Гуннвидом, будучи почти достигнутым, утратило привлекательность; возникли мысли, что дочери-невесты есть и у более могущественных людей, даже у конунгов… Но хитрый Гримкель Черная Борода отсоветовал племяннику разрывать обручение: вместе с обетами Гуннвид возьмет назад и свои дружины.

Сейчас он сидел в гриднице Соснового Пригорка на почетном месте, а вокруг него расселись эти самые соседи, как сыновья возле отца, несмотря на то что иные из них были старше Гуннвида. Рядом с ним сидела его дочь Гуннфрида, высокая, стройная девица лет семнадцати, остроносая, рыжеватая, как отец, с зеленоватыми глазами, гордая и надменная. Судя по горделивому и несколько натянутому виду отца и дочери, они были обижены. При виде Хагира оба встрепенулись.

– Хорошо, что ты подошел, Хагир сын Халькеля! – сказал Гуннвид. При этом он с недовольством покосился на Бергвида: дескать, с этим человеком не очень-то договоришься! – Может быть, ты объяснишь конунгу, что свои обещания надо выполнять. А иначе не надейся, что будут сдержаны обещания, данные тебе!

– Конунг никогда не отказывается от своих обещаний! – возразил Гримкель Черная Борода, и видно было, что сегодня он это говорит самое меньшее в шестой раз. – Просто всему свое время! Глупо справлять свадьбу, когда завтра, может быть, разразится битва!

– Ты, Гримкель ярл, отлично умеешь находить объяснения и отговорки! Ты этим славишься уже семнадцать лет! А мне мало одних слов! Я должен знать, вести ли мне в эту битву моих людей! Чтобы это сделать, я должен быть уверен, что не останусь в дураках!

– Это уж от тебя зависит, хе-хе! – вставил Вебранд, удобно сидевший с большим ковшом пива на коленях и временами с ним шептавшийся. – Уж если кто дурак, так ему нипочем не остаться в умных!

– При чем здесь это? – не сдавался Гримкель Черная Борода. – Разве ты не хочешь избавиться от фьялльской дани! Мы уже столько раз говорили об этом и с тобой, и со всеми людьми. Разве ты не хочешь, чтобы твои внуки, кто бы ни стал их отцом, были свободными людьми?

– Я не так уж плохо живу, чтобы я хотел избавится от жизни! И если я иду в поход и веду людей, я должен знать, что мой род будет достойно вознагражден! Конунг сам вызвался обручиться с моей дочерью! Я хочу, чтобы свадьба была справлена сейчас же!

– Не горячитесь так, добрые люди! – вставил наконец Хагир. Почти все обращались именно к нему, но не давали сказать ни слова. – Успокойтесь, давайте побеседуем мирно!

Все смотрели на него, а он не знал, что еще сказать. Он призывал к миру, а в голосе его против воли прорывалось раздражение. На язык просился совет: «Бери свою дочь, Гуннвид хёльд, и уезжай отсюда!»

– Я думаю, что обеты от времени не становятся менее прочными, зато со временем растет сила конунга, – сказал он вместо этого, не веря ни единому собственному слову и отчаянно презирая сам себя. – С каждым днем слава Бергвида конунга ширится и растет, к нам прибывают новые люди, вести о подвигах конунга наводят страх на врагов. Чем больше его слава, тем больше чести для любого рода породниться с ним. Чем позже состоится свадьба, тем больше чести она принесет тебе, Гуннвид хёльд.

«Что я несу! Чтоб я сдох!» – кричало у Хагира в голове во время речи, которая ему самому казалась нелепой. Это он, сын Халькеля Бычьего Глаза и племянник Ингвида Синеглазого, унижается перед каким-то Мягкоперым Гуннвидом и даже перед Бергвидом, потому что из кожи вон лезет ради пользы презираемого родича. Сам Бергвид в это время сидел на почетном месте с кубком в руке и равнодушно-надменным лицом. Вы, дескать, решайте мои дела, а достоинство конунга выше мелких дрязг. Уже глотнул с утра и пива, и меда, и браги. Чтоб ты сдох! После пива о своем гордом достоинстве и славной мести мечтается гораздо лучше.

Гуннвид нахмурился и хотел ответить, но вмешалась девушка.

– Я согласна с речами Хагира ярла, – сказала Гуннфрида, бросив на него многозначительный взгляд. – Я не так стара и дурна, чтобы торопиться устроить свою судьбу. Я согласна ждать, сколько угодно судьбе… и Бергвиду конунгу.