Вторжение - Джеймс Герберт

Беда в том, что еще жива потребность во всем этом, несуществующем, уничтоженном. Наверное, это неистребимо, пока жив человек. Она вспомнила рассказы о том, что евреи, которых везли в печи Освенцима, занимались любовью в переполненных железнодорожных вагонах, их последнем пристанище. Это тоже была почти бессознательная попытка обмануть неотвратимо надвигающуюся смерть.

Любовь — символ жизни, пока человек любит, он живет. В Древнем Риме гладиаторов поощряли к любовным забавам в ночь перед боем, считалось, что сексуальная энергия придаст им дополнительные силы, что только что пережитое сексуальное неистовство перерастет в неистовство воина. А порнографические фильмы, последнее изобретение человечества в этой области, по сути, преследовали ту же цель.

Клер стряхнула пепел и вспомнила, что однажды видела труп с нормальной эрекцией члена, как это ни парадоксально звучит. Она вдруг улыбнулась ни с того ни с сего — ничего веселого в ее мыслях не было. Разве что ее жалкие попытки найти хоть какое-то оправдание своей так неожиданно и бессмысленно пробудившейся чувственности. Видимо, никакое горе не может убить этот инстинкт навсегда. Наверное, эти муки знакомы любой вдове. Но, к сожалению, здесь, в убежище, не было ни одного мужчины, с которым ей хотелось переспать. Ни одного. Дело в том, что ей нужен был не просто мужской член в самом примитивном, физиологическом смысле, ей хотелось теплоты, участия, ласки. Одним словом, любви.

Она испытала легкое замешательство и какую-то неловкость, поняв вдруг, что, пожалуй, единственный человек здесь, от которого она приняла бы и, может быть, даже ждет любви — это Кэт Гарнер. Правда, это было всего лишь замешательство, не более. Неожиданное открытие не испугало ее. Раньше она никогда не думала о лесбиянстве, ни в плохом, ни в хорошем смысле, эта проблема не волновала ее. У нее был Саймон, и ничего другого ей не было нужно. Сейчас Клер нуждалась в утешении, а ласки, которых она ждала, прежде всего нужны были ей как элемент сочувствия и уж потом, быть может, физического удовлетворения. Это было на последнем месте, хотя она чувствовала все возрастающую чисто физиологическую потребность в близости с кем-то. Доктор Неистовость, так называли ее за глаза коллеги и пациенты, и в этом был свой довольно точный смысл — всего, чего она хотела или добивалась, она желала с неистовой страстью. Да, так было всегда, в той, прежней жизни, которой больше нет.

Клер не обольщалась насчет Кэт. Та, безусловно, и утешит ее, и приласкает, и облегчит ее состояние, но это будет лишь духовная близость. Не более того. В этом Клер не сомневалась. И это было катастрофой, другого объекта для любви в этом изувеченном мире у нее не было. И не будет.

Она докурила очередную сигарету до самого фильтра и энергично погасила ее. Все, доктор Рейнольдс, хватит думать о себе. Вы еще нужны людям. Сейчас не время для углубленного самоанализа, и распускаться тоже ни к чему. Ничто так не расслабляет человека, как жалость к самому себе. Еще будет время побыть наедине с собой, даже слишком много времени.

Надо проведать беднягу Брайса, которому предстоят страшные мучения. И еще несколько человек нуждались в ее поддержке, им нужно дать успокоительное лекарство. И пожалуй, этой ночью она побалует себя — тоже примет две таблетки, чтобы избежать ночного кошмара. А пока — за дело. Она может лишь поддерживать раны Брайса, поскольку ему удалось избежать во время вылазки наверх сильного облучения, а потом просто облегчит его уход из жизни, чтобы человек зря не мучился. Она пропишет ему изобретенный ею коктейль Бромптона — эйфорическую смесь, состоящую из героина, кокаина и джина. Правда, в аптеке не было кокаина, но она нашла ингредиенты, которые могут его заменить. Во всяком случае, она твердо решила, что не допустит страданий Брайса, если этого не удастся избежать.

И еще одна задача, с которой ей пока не удалось справиться, — переубедить этих глупых упрямцев, которые собираются покинуть убежи...

Из коридора донеслись тревожные крики и какой-то непонятный шум. В столовой мгновенно прекратились все разговоры, люди замерли, прислушиваясь, пытаясь понять, что происходит. Здесь было несколько человек, страдающих бессонницей, которые коротали ночи в столовой, боясь одиночества в темных спальнях, и дежурные, в обязанности которых входила проверка систем связи и других работающих приборов и агрегатов. Однако установленный с самого начала порядок соблюдался теперь формально и весьма недобросовестно.

Поток воды хлынул в дверь прежде, чем кто-либо успел сообразить, что происходит. Он смыл одним ударом столы и стулья, посуда плавала в воде, люди кричали, сбитые с ног сильной волной. Клер тоже отшвырнуло к соседнему столу, стол опрокинуло, и она упала вместе с ним, ударившись обо что-то головой. На миг у нее перехватило дыхание, и она почувствовала, что теряет сознание. Вокруг мелькали чьи-то руки, люди не могли противостоять такому яростному напору воды.

Первая мощная волна, ударившись о дальнюю стену столовой, откатилась назад, утратив часть своей бешеной силы. Те, кому удалось подняться, поспешили воспользоваться этой короткой передышкой. Но многие потеряли сознание или лежали с переломанными ногами — эти несчастные утонули в потоке, глубина которого не превышала трех-четырех футов. Всего несколько человек удалось спасти.

Клер тоже поднялась, хотя не слишком уверенно держалась на ногах в потоке, доходящем ей до колен. Упав, она потеряла очки и теперь видела все происходящее будто через пелену тумана. Не заметив плывущий прямо на нее перевернутый стол, она лишь почувствовала боль в ноге, когда он врезался в нее. Ухватившись за ножку стола. Клер едва устояла. Вода поднималась все выше и выше. Если ее уровень повысится на пять-шесть футов, то никто уже не сможет выбраться отсюда, и они погибнут в этом заполненном водой капкане, отрезанные от тех, кто находится в других помещениях.

Из столовой было два выхода: через дверь, в которую ворвался поток, и через кухню. Клер пошла вперед, еще не поняв окончательно, какой из вариантов предпочтительнее. Надо было решать это на ходу. Она заметила, что все, кто мог двигаться, пошли за ней, помогая друг Другу, поддерживая раненых.

Неожиданно в столовой почти погас свет, и женщина, та самая, которая только что кокетничала с инженером (во всяком случае. Клер показалось, что это она), пронзительно закричала. Все остановились, замерев от страха, но, к счастью, через несколько жутких мгновений напряженного и неопределенного ожидания свет вспыхнул вновь.

Клер облегченно вздохнула и пошла дальше, прижимаясь спиной к стене — так легче было бороться с течением. За прилавком, отделяющим столовую от кухни, никого не было. Клер никак не могла вспомнить, дежурил ли там кто-то, когда она наливала кофе из кофеварки. Возможно, что никого и не было, как правило, ночью в столовой все обслуживали себя сами.

Поток воды несся по коридору, со всего размаху врываясь в столовую. Дверь, ведущая в кухню, была в другой стороне, скорее всего, там напор воды меньше. По-видимому, нужно выбираться через тот выход, несмотря на то, что для этого придется пересечь поток в наиболее опасном месте.

Клер оглянулась назад и, стараясь перекричать шум воды, сказала идущему следом за ней мужчине о своем решении. Тот кивнул головой в знак согласия. Клер быстро пересчитала тех, кто шел сзади. Их было одиннадцать человек, если она всех разглядела. Несколько тел плавало на поверхности воды — это были те, кто погиб от удара первой волны.