Цена жизни - смерть - Фридрих Незнанский

— Около года назад, я тогда еще только начала работать в этом институте.

— А вообще знакомые в Америке у вас есть?

— Нет, но мои статьи печатались в англоязычных журналах, их мог прочесть кто угодно, понять перспективность исследований и, думаю, соответственно в такой неординарной форме предложить сотрудничество.

— Еще письма были?

— Нет, но зато через некоторое время начались телефонные звонки. Кто-то, не называя имени, делал туманные намеки на то, что я могу озолотиться, если умело распоряжусь собственным талантом.

— И что вы на это отвечали?

— Просто клала трубку.

— А в личной беседе никто этих намеков не повторял? — уточнил Меркулов.

— Нет.

В кабинет без стука просочился Азаров и застыл на пороге, придерживая отпадающую челюсть.

— Божена Анатольевна! Ну и заставили же вы нас поволноваться.

Но никто из присутствующих на Азарова не обратил ни малейшего внимания, так что он, смутившись, уселся в свободном уголке и больше не возникал.

— А потом, значит, когда эти таинственные альтернативные работодатели поняли, что их деньги и красивая жизнь вас не интересуют, начали угрожать? — продолжал спрашивать Константин Дмитриевич.

— Да, что-то в этом роде.

— То есть?

— Я бы разделила звонки с угрозами на две категории. Одни как бы содержали некую информацию. Например: не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, или: мы тебе предлагали деньги — больше предлагать не будем. А другие никакой информации даже не подразумевали. Что-то вроде: я тебя застрелю как собаку, или: жить тебе осталось два дня, а дальше — просто… всякие нелестные эпитеты. В общем, неконструктивные были разговоры. Голоса звонивших тоже отличались, хотя, возможно, это просто такая извращенная тактика?

— Но до дела, как я понял, так никогда и не доходило? То есть на самом деле никаких реальных, нетелефонных покушений на вас никто не совершал?

Долгова о чем-то задумалась, явно колеблясь, рассказывать или нет.

— Ну знаете, если вспоминать все странности, которые со мной происходили в последнее время, может, что-то можно квалифицировать и как покушение…

— Например?

— Скажем, недели две назад я возвращалась около полуночи домой. Вообще-то я бываю довольно рассеянной, тут тоже задумалась, одно соединение у меня два дня подряд никак не желало синтезироваться. В общем, машина ехала под горку с выключенными фарами и неработающим мотором и буквально в нескольких шагах от меня вдруг заревела и понеслась. Только это вряд ли было настоящее покушение, потому что я среагировать так и не успела, машина просто вильнула совсем рядом и уехала.

— В общем, я все понял, — решительно резюмировал Меркулов. — Завтра же постараюсь подсказать соответствующим людям, чтобы подыскали для вас подходящую лабораторию с хорошей охраной и без городского телефона, чтобы вас никто не беспокоил. Вы мне сейчас напишете список необходимого оборудования и список своих сотрудников, без которых вам не обойтись. Я свяжусь с кем надо…

У Долговой явно заблестели глаза.

— Возможно, впоследствии удастся восстановить лабораторию в полном объеме, но, как вы понимаете, на это нужно некоторое время. А на сегодняшнюю ночь мы вам подыщем какую-нибудь квартиру. — Меркулов многозначительно посмотрел на Турецкого.

Турецкий сделал вид, что намека не понял, да и Долгова стала возражать:

— Да я вполне могу переночевать и в лаборатории в своем кабинете.

— Александр Борисович, звони Грязнову, — распорядился Меркулов, — пусть подберет пару надежных ребят с автоматами и большими кулаками. И с мозгами — тоже, не повредит. Думаю, что больше я сегодня тебе не понадоблюсь. — С этими словами зам. генерального прокурора устало отправился к себе.

— Алексей, ты чего хотел-то вообще? — спросил Турецкий у Азарова.

— Да вроде ничего… А! Совсем из головы вылетело. На свадьбу же хотел пригласить, Александр Борисович.

— Чью? — автоматически спросил Турецкий.

— Как — чью?! Мою, конечно.

— Поздравляю, — сказала Долгова.

— Ладно, я тоже, — сказал Турецкий. — Позвони мне домой, надиктуй на автоответчик, куда и во сколько приезжать. Сейчас я все равно все забуду.

— Отлично, — Азаров испарился.

В лабораторию Долгову Турецкий отвез сам, все сотрудники уже разошлись по домам, чем изрядно упростили дело. Два мордоворота омоновца, присланные Грязновым, получили четкое указание никого в лабораторию не впускать, за Долговой следить неотступно, телефоны отключить и каждые два часа докладывать обстановку.

В четыре часа утра Турецкого разбудил телефонный звонок.

— Долгову выкрали вместе со всеми формулами, — сообщил Меркулов совершенно бодрым голосом, несмотря на столь ранний (или столь поздний?) час.

Турецкий от такой новости тоже мгновенно взбодрился:

— То есть, как выкрали?! А охрана?

— А охрану не выкрали! — вдруг разозлился Константин Дмитриевич.

— Ладно, сейчас еду, — вздохнул Турецкий.

Кошмар… Ну что за жизнь, хоть не просыпайся, в самом деле.

У лаборатории Долговой виновато топтались два амбала омоновца. Один прижимал к затылку полиэтиленовый пакет со льдом.

— И сколько их было? — угрюмо поинтересовался Турецкий. Чтобы наверняка одолеть таких бугаев, нужны как минимум три точно таких же накачанных и хорошо тренированных злодея, а лучше — пять.

Омоновцы на такой, казалось бы, простой вопрос вразумительно ответить не смогли.

— Я в коридоре сидел, — сказал один. — Появился мужчина в форме ночного сторожа, я встал, чтобы объяснить ему, что этот этаж в проверке не нуждается, а он выстрелил в меня.

Турецкий подозрительно оглядел амбала. Вроде жив.

— Капсулой яда, — пояснил тот, — вернее, быстродействующего снотворного. — Омоновец в подтверждение своих слов отвернул воротник гимнастерки и продемонстрировал Турецкому покраснение на шее у левого уха. Красное пятнышко с десятикопеечную монету имело в центре заметный след от укола. — Вот вынул, когда очнулся, — омоновец развернул носовой платок, на котором лежала короткая металлическая игла с утолщением на конце.

— А вы? — повернулся Турецкий ко второму.

— Я дремал на диванчике прямо в кабинете Долговой. Она работала и сказала, что спать сегодня не будет. Мы сменялись каждые два часа. Стреляли бесшумно, поэтому ни я, ни Долгова ничего не слышали. Когда кто-то ворвался в кабинет, я, собственно, ничего и сделать не успел, меня оглушили дубинкой по затылку. — Этот тоже предъявил Турецкому свою рану — большой продолговатый синяк.