Русское экономическое чудо: что пошло не так? - Сергей Алексашенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я работал в Советах директоров трех госкомпаний: “Аэрофлота”, “Объединенной зерновой компании” и “Объединенной авиастроительной корпорации”. Проблемы возникали постепенно. В одной из компаний меня сначала разжаловали из председателя в рядового члена Совета, в другой – не переизбрали вовсе. Летом 2013 года представителю Александра Лебедева, который поддерживал мою кандидатуру, просто не дали проголосовать на собрании акционеров “Аэрофлота”. Хотя у него был пакет, который меня точно проводил в состав Совета. Тогда мне стало окончательно понятно, что все предыдущие проблемы также были неслучайны.
Давление властей стало ощущаться, когда протестное движение сошло на нет. Тогда уже ничего нельзя было изменить, зубную пасту обратно в тюбик не затолкаешь. С какого-то момента я начал сталкиваться с однотипной ситуацией: договариваешься с кем-то о контракте, осталось только подписать, а он раз – и передумал. Второй – то же самое. Говорит, мне там сказали, что не надо. С третьим договариваешься-договариваешься, а он вдруг решает, что вопрос больше не актуален и предлагает вернуться к нему через несколько лет.
Это мелочность власти или обдуманная стратегия?
Их подход: вы создаете проблемы нам, мы создаем проблемы вам. Мне при личной беседе сказали прямо: “Если бы тебя было за что посадить, давно бы посадили. Но пока, к сожалению, не за что. Поэтому живи спокойно. Правда, работы у тебя больше не будет”. Это и была расплата за мою не такую уж большую политическую активность. Скорее, даже за взгляды, чем за активность.
Два года вы были замом федерального министра, потом три года зампредом ЦБ. Как вы умудрились не стать мультимиллионером в “лихие-то 90-е”?
В первый день на посту замминистра финансов мой уходящий предшественник дал мне такой совет: “Подписывая любую бумагу, читай ее глазами прокурора”. Взяток я не брал и шел на эту работу, чтобы менять страну. Это во многом и стало причиной моего ухода с должности: после увольнения Дубинина его преемнику, Владимиру Панскову, моя работа была совершенно неинтересна. Я написал Черномырдину, что, мол, хочу уволиться: денег вы все равно нормальных не платите, а теперь еще и работать не даете. В скором времени ко мне пришел человек с предложением от офшорной компании написать для них книжку за сто тысяч долларов. Я отказался: слишком дурно пахло. Так и ушел.
Да, кстати, в Минфине расходы на содержание моей служебной “Волги” были в десять раз больше моей зарплаты. В десять. Я спросил Дубинина, нельзя ли забрать у меня служебную машину и просто выдавать мне эти деньги. Я бы прекрасно поездил на своих “Жигулях”. Он ответил, что нельзя. Ну не гады ли? Десять окладов сжигалось впустую. А в ЦБ были хорошие зарплаты, жаловаться было не на что. Но, конечно, не миллионы.
В качестве второй причины своего отъезда вы называли вопрос личной безопасности. Почему он возник?
Я уехал из России в сентябре 2013 года. Летним вечером мы сидели с женой и разговаривали. Я рассказал ей свое видение ситуации. Рассказал об отсутствии сколько-нибудь серьезных проектов. В конце я предложил ей поехать посмотреть мир, пока есть такая возможность. Ребенку четыре года, есть визы в США и Европу; можно пожить по несколько месяцев в разных странах и вернуться в Россию через год. Может, что-то к тому времени изменится.
Это был план. Но в марте 2014-го случился Крым. Моя позиция по этому вопросу с самого начала была вполне определенной и жесткой. Я сравнил присоединение Крыма с обворовыванием соседа во время пожара. Разумеется, меня сразу записали во враги народа, мое имя стало появляться в разного рода “списках предателей”, мне стали поступать странные звонки. Меня не били, мою машину не ломали, милиция не задерживала, но возвращаться в Россию было некомфортно. Подумайте сами: работы нет, твое имя в списках, других фигурантов которых то избивают, то сажают. Оно мне надо?
Еще вы говорили, что решение остаться в США также было продиктовано желанием “не ломать сознание младшему сыну, заставляя его вписываться в существующую в России систему”. Какую именно систему вы имели в виду?
На дворе 2014-й, моему сыну пять лет. Я понимаю, что в лучшем случае Путин – это до 2024 года, то есть еще на десять лет. А в худшем – вообще непонятно насколько. В 2024 году моему сыну будет пятнадцать. Через три года его нужно будет выпустить в самостоятельную жизнь. А для этого ему будет нужно рассказать, как эта жизнь устроена. Я хорошо понимаю правила жизни в современной России. Но мне они не нравятся. Они несправедливы и бесчеловечны. В моей семье действуют другие правила. И я понял, что не смогу объяснить своему ребенку, как нужно жить в России.
А что пришлось бы сказать?
А я не знаю. Я не знаю, какие нужно было бы подобрать слова, чтобы передать те правила, по которым люди сегодня живут в нашей стране. Эти правила усваиваются не-вербально, поведенчески. Хороший пример – самоцензура, когда журналисты сами понимают, что можно, а что нельзя говорить и писать, но точно сформулировать, где проходит “двойная сплошная”, не могут.
Ирина Хакамада сказала мне в интервью: “Если вы хотите патриотично и бескорыстно служить стране, система вас съест и выкинет”. Вы согласны?
Все зависит от того, как вы понимаете эти слова. Что значит “бескорыстно”? Я, например, могу поверить, что министр экономики Максим Орешкин взяток не берет и живет на свою хорошую зарплату в несколько сотен тысяч долларов в год. Он бескорыстно служит стране? Есть много людей, таких как Олег Вьюгин [прим.: член Советов директоров ряда компаний, в том числе “Роснефти”], Владимир Мау [прим.: ректор Российской академии народного хозяйства], которые верят в “теорию малых дел”. Они полагают, что, меняя что-то по чуть-чуть на вверенном им участке, они могут улучшить жизнь в целом. В принципе, можно сказать, что они патриотично служат.
Другое дело, что я в эту теорию не верю. На мой взгляд, они обманывают себя, думая, что меняют жизнь к лучшему. На самом деле они просто приспосабливаются. Они продались за хорошие деньги, но убедили себя, что они так служат родине. Когда все вокруг говорят, что в бедах России виноваты “пиндосы” и что Крым наш, а за отход от этой линии наказывают, ты либо уходишь, либо начинаешь в это верить сам. Не получится дома говорить одно, а на работе совершенно противоположное. В какой-то момент система даст сбой, и ты где-то скажешь не то. Поэтому единственный выход – самому искренне во все это поверить.
Раз уж вы заговорили о приверженцах “теории малых дел” и “системных либералах”… В анонимном телеграм-канале сечинигорьиваныч, автор которого пишет от имени главы “Роснефти” Игоря Сечина, есть пара цитат о главе “Сбербанка” Германе Грефе. Первая: “А что он такого прогрессивного сделал? Управляет госкомпанией, как и я. Эта компания имеет от государства нерыночные преференции, как и моя. Что силовым ресурсом не пользуется, так это потому, что у него его нет”. Вторая: “Я пойду на дно вместе с режимом. А Греф надеется его пережить и выгодно трудоустроиться при следующем. И вот эта надежда – единственное, что нас различает”. В этом есть зерно правды?