Серебряный рыцарь - Галина Львовна Романова

Вы… где? – рискнул обратиться он к волшебнице.

Какой нетерпеливый! Хочешь, чтобы я пришла?

Нет!

Страх, который Льор старательно загонял внутрь, все-таки прорвался в мысленном голосе.

Вот как? Ты не хочешь, чтобы я тебя навестила, маленький раб?

Не-эт! – Он закрыл лицо руками, хотя его собеседница не могла видеть этот жест. – Не надо!

Почему? Ты не один?

Конечно, он был не один – надежно укрытые отводящими глаза чарами, неподалеку в засаде расположились Карадор и целительница Видящая. Проще простого было заманить «госпожу» в ловушку и раз и навсегда избавиться от преследующего его кошмара, но он уже допустил ошибку. Уже дал слабину.

У тебя драур? – Она двусмысленно мурлыкнула, подкинув в воображение картинку сплетенных в страстном объятии тел.

Нет. – На вопрос можно было ответить правду. – Я один.

Вот как? А где же он?

Я… не знаю.

Это тоже было правдой, но в душе Льора волной поднялось смятение. А что, если она все-таки придет? Что, если решит воспользоваться моментом?

Но разговор прервался так же внезапно, как и начался. И оставалось лишь гадать, в чем причина – то ли «госпожа» что-то заподозрила, то ли выяснила все, что хотела, и просто оставила его в покое. И неизвестно, что лучше.

Значит, драура на месте нет.

Лаллирель тихо шла по спящему дворцу. Ее никто не замечал – если настоящий боевой маг захочет, его не увидит даже летучая мышь, промчится, как сквозь пустоту. Правда, такая полная маскировка требует больших затрат энергии и обычно привязывается к амулетам, ибо в напряжении боя или засады некогда отвлекаться на подобные «мелочи». И сейчас волшебница просто скользила в тишине и темноте как еще одна тень.

Все ее чувства были напряжены до предела. Ладони соединены – она держала наготове первое атакующее заклинание, чтобы сразу бросить его во врага. Ей надо было найти драура прежде, чем тот найдет ее.

Выпущенное в эфир поисковое заклинание дрожало, как тонкая паутинка на ветру. Оно слабо колебалось, и для волшебницы каждое его содрогание имело большой смысл. Высокопоставленной Видящей – а дочь лорда Лоредара занимала в Ордене высокий пост – некогда было практиковаться в своем искусстве. Нет, боевые магички шли на войну с темноволосыми, но часть их всегда оставалась в Обители – готовить смену. Она не успела поучаствовать в настоящих войнах, несколько коротких приграничных стычек во времена ее ученичества не в счет. И сейчас пребывала в состоянии нервного возбуждения.

Ниточка поискового заклинания на миг натянулась до предела, а потом резко «провисла», чуть подрагивая, словно в последних судорогах. Нашла? Она нашла драура? Здесь? На женской половине дворца? Далеко же он забрался! Неужели отирается возле вдовы Тиамара? Утешает, стало быть…

Несколько раз глубоко вздохнув, чтобы прочистить легкие и привести мысли в порядок, волшебница заскользила в том направлении, куда вела ее ниточка поискового заклинания. Где-то на полпути она свернула ее, дабы не возбуждать подозрений.

Но двое в темной комнате не обращали внимания на окружающий мир. Забыв про все на свете, прямо на полу в ворохах разбросанных одежд два тела сплелись в экстазе, как в первый раз. Обвив ногами его бедра, впиваясь ногтями в плечи, женщина до боли закусывала губу, чтобы не стонать и не привлекать расположившихся в соседней комнате дам. Когда же невольный стон был готов сорваться с ее уст, Фрозинтар глушил ее крики поцелуями. Пусть рушатся стены, пусть сюда являются сами Покровители – сейчас никто и ничто не могло заставить их оторваться друг от друга.

Остановившись наконец, они долго лежали, не расплетая объятий. Потом, вспомнив о чем-то, Фрозинтар приподнялся на локтях:

– Я тебя не раздавил?

– Нет, – улыбнулась Фейнирель и погладила его по щеке, – я ничего не почувствовала. Когда ты рядом со мной, я ничего не чувствую – ни холода, ни боли, ни усталости.

– А я чувствую, – признался он. – Все. Я как будто живой.

Это действительно было так. Прижав руку к груди, он был абсолютно уверен, что услышит там стук сердца. Ведь все остальное было так… реально!

Но внутри была тишина. Стучавшее в тишине сердце принадлежало Фейнирель. В груди по-прежнему было пусто и холодно. А чего же он хотел? Драуру никогда не стать снова живым без искры.

Дабы не показать своего разочарования, он преувеличенно-ласково обратился к женщине:

– Ты не замерзла? Тебе удобно?

– Нет. – Она прижалась лицом к твердому плечу. – Рядом с тобой мне всегда хорошо. Как будто я долго блуждала в темноте и одиночестве, а потом наконец-то пришла домой. Но нам нельзя здесь оставаться. Меня вот-вот хватятся!

Расплетать объятия не хотелось, но Фрозинтар понимал, что Фейнирель права. Он с сожалением поднялся, помог ей встать на ноги. Кое-как надев сорочку и верхнее платье, женщина завернулась в свою накидку и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала драура в щеку:

– Я пойду?

– Я провожу.

Расставаться решительно не хотелось, но обычай требовал, чтобы вдова вообще первые три месяца после смерти супруга не общалась с совершеннолетними мужчинами. В некоторых случаях из ее покоев удаляли даже мальчиков-пажей и лишали мать возможности общаться с малолетними сыновьями. Даже ее отец и братья не имели права переступать порога замка, где в полном уединении проживала вдовица, ежедневно молясь и оплакивая свою судьбу. Делалось это специально для того, чтобы посмотреть, не появились ли за это время признаки беременности, и чтобы исключить вероятность того, что вдова выдаст дитя от любовника за законного наследника имени и титула покойного супруга. Особ королевской крови изолировали от общества и на год[11]. Следовательно, им придется прятаться ото всех хотя бы первое время? Во всяком случае, женщины в соседней комнате ничего не должны заподозрить.

На пороге, в дверях, они быстро поцеловались в последний раз, и Фейнирель решительно распахнула обе створки, шагнув к своим дамам, в яркий свет, к печальной музыке и благообразным лицам.

– Я больше не могу! – прозвенел ее голос. – Я устала. Уходите все!

– Госпожа… миледи… – Девушки и женщины засуетились вокруг, бросив все дела. – Что вам угодно? Что принести? Подать воды? Позвать целительницу? Вам пора принимать лекарство?

– Нет, нет и нет! – Оставшийся в темноте пустой комнаты любовник слушал ее дрожащий голос. – Мне ничего не надо. Я ничего не хочу. Оставьте меня!