Когда возвращается радуга. Книга 1 - Вероника Горбачева

Султан не стал возражать, убеждая, что его давнему приятелю рано ещё думать о смерти. Как воин, он сам привык к тому, что та постоянно витает где-то неподалёку, и в любой момент может пресечь его драгоценную жизнь.

— Живи и здравствуй, сколько сможешь, — пожелал благодушно. — Да, твои тревоги обоснованы, и я тебя понимаю. Но прости моё любопытство, почему твой выбор пал именно на Кекем?

Старец улыбнулся.

— Да ведь это чистый лист, на котором можно написать всё, что угодно. Я видел её редко, но достаточно, чтобы понять; у неё пытливый и острый ум, жаждущий нового, она хорошо обучается, а главное — имеет склонность к точным наукам. А вот мне как раз нужен библиотекарь и архивариус, но не простой…

— Но брать на эту должность женщину, да ещё собственную супругу? — султан, наконец, рассмеялся. — Много она понимает!

— О, главное, чтобы она научилась систематизировать знания. У неё, как у большинства женщин, врождённая страсть к порядку, она справится и на кухне, и в библиотеке. Не думай, что моя просьба ограничится лишь будущей женой. Я тщеславен, как многие учёные мужи, и намерен сделать её инструментом в достижении своих низменных целей. — Старец улыбнулся, обозначая шутку. — Сейчас поясню.

Он помолчал, собираясь с мыслями.

— Ты сам понимаешь, что брак в таком случае, как у меня, недолговечен, и рано или поздно Кекем овдовеет. Надеюсь, к тому времени она научится управлению дома и сможет обеспечить достойную старость тем слугам, что заслужили покой. Но она — девушка красивая, и мой племянник наверняка решит, если и не оспорить наследство, что достанется ей от меня, то заполучить его вместе с ней.

— А-а… Так ты хочешь её самоё оставить как бы в наследство мне… — задумчиво протянул султан. — Чтобы я не упускал её из виду… Надеюсь, я правильно тебя понял? Что ж, если всё сложится, как ты говоришь, и если в то время я ещё буду на троне — а на всё воля Всевышнего! — то позабочусь о хорошем муже для неё. Но, зная твой ум, могу сказать с уверенностью: ты ведь не зря продумываешь на много лет вперёд. Что ты задумал в этот раз?

— Всего лишь… — Старец со слабой улыбкой покачал головой, словно удивляясь проницательности собеседника. — Тщеславный замысел, как я и говорил. Кекем к тому времени будет достаточно умна, чтобы передать новому супругу мои труды и объяснить, как ими распорядиться. Я хотел бы, государь мой, чтобы Османская медицина с её новшествами и достижениями шагнула в Европу. В очень грязную ныне Европу, откуда то и дело накатывают на нас волны оспы, чумы и лихорадок. В то время как, подумать только, ещё при великом ибн Сине мы начали прививать своим детям оспу, используя вариолы переболевших животных, и сколько жизней было сохранено с той поры!

— Европу, — в задумчивости повторил султан. — Однако… Да ты умеешь мыслить широко, прямо, как я… Но не пытайся меня провести, друг мой, ты ведь не славы жаждешь, хоть и стараешься в этом уверить; ты просто хочешь нести свет просвещения этим немытым народам, в большинстве своём боящимся бань, как огня.

— Просто нести свет просвещения, — с грустной улыбкой подтвердил лекарь. — Ты угадал.

— И ты хочешь выучить эту девочку…

— Для того чтобы она смогла забрать с собой в Лютецию или в иную столицу, откуда т ы ей найдёшь супруга, всё самое ценное, все копии трудов моей жизни по целительству и гигиене, дабы передать их тамошним лучшим умам, светилам науки. Без образованного и достаточно знатного супруга ей не обойтись. Видишь, каков я? Начал с жены, прошу же куда большего… Хорошо бы найти ей кого-то из франков, из тех, кто будет приезжать к нам на изучение наук, ведь ты сам открыл им дорогу своим новым договором, прекрасным, мудрым договором, связующим наши страны… Во Франкии, к тому же, есть два университета — Сорбоннский и Эстрейский, в которых медицину преподают женщины…

— Ты шутишь? — с недоверием прервал султан.

— Да, друг мой, так оно и есть. Видишь, в чём-то эти варвары нас перегнали. Именно туда, в очаги передовой науки Запада, я и хочу доставить искры своего разума, который к тому моменту будет уже…

Султан прихлопнул в ладоши, останавливая табиба.

— Мне не нравятся твои постоянные напоминания о грядущей смерти. Не ты ли сам учишь, что надо глядеть на жизнь без скорби и грустных рассуждений? Твоя кончина никуда не денется, но постарайся всё же отодвинуть её подальше. Итак, я понял: однажды я подберу твоей нынешней избраннице жениха из Эстре или Лютеции, или из Сорбонны, дабы она сумела выполнить просветительскую миссию, которую ты собираешься на неё возложить. Только не пойму, почему ты сам не хочешь этого сделать? Ты ещё сам достаточно крепок, чтобы выдержать долгое путешествие!

Старый лекарь отвёл глаза.

— Мне сто двенадцать лет, — проговорил с неохотой. — Это, знаешь ли… не проходит бесследно. Долголетие — не вечная молодость. Последняя поездка по стране чуть не доконала меня, а ведь ещё лет десять назад я мог сутками трястись в повозке без отдыха… Ну, да ты знаешь. К тому же, мне нужно по меньшей мере года два, чтобы привести в порядок дела и систематизировать ту часть, которая сейчас в безобразном состоянии: на обрывках папирусов и пергаментов, на табличках… Наследие древних велико, я и его хотел бы открыть миру, насколько успею. Тебе жаль времени заглянуть в хамам, а мне — на долгие утомительные поездки. Я ведь не молодею.

Наступило молчание.

Владыка, не торопясь, осушил чашу, с удовольствием похрустел оставшимися на донышке льдинками. Да, это эгоистично, но всё же приятно сознавать, что сам ты ещё полон сил и здоровья, и зубы все на месте и жар в чреслах не даёт по ночам спать спокойно… О, Марджина, женщина-воин, воистину, достойная звания императрицы! Конечно, так далеко он не зайдёт, чтобы даровать ей титул правительницы, ведь тогда взбунтуется чернь; но женой своей сделает, непременно. Возможно, даже не дожидаясь наследника, ибо приданое, о котором он узнал недавно, стоит того, чтобы ради него вступить в брак. Конечно, политический брак, со многими сопутствующими связями. И даже если дети его родятся чернокожими… Что ж, тем легче воспримут его преемника нубийцы и иже с ними…

Всё это промелькнуло в голове у султана быстрее, чем растаяли на языке ледяные крошки.

— Давай выясним последнее, — сказал, наконец. — Ты сам дал мне Око, а потому не удивляйся, что я тебе не то, чтобы не верю… Но вижу: ты чего-то не договариваешь. Скажи… — Доверительно наклонился вперёд. — Просто как другу, скажи: ну, зачем тебе нужна именно эта пери? И не надумывай больше иных причин: из того, что ты сообщил, всё, конечно, правильно, всё верно, но… есть нечто, чего ты до сих пор так и не открыл. Не думаю, чтобы это была какая-то постыдная тайна, ибо слишком хорошо тебя знаю, но ты раздразнил моё любопытство. Откройся же, светоч моего сердца!

Старец глубоко вздохнул. Тень грусти набежала на лицо.

— Должно быть, это покажется тебе смешным. — И взгляд его затуманился, будто старец узрел видение, доступное ему одному. — Но когда-то твой светоч, несмотря на холодное, как ему самому казалось, сердце умудрился отдать его женщине, навсегда и безвозвратно.