Границы выбора - Семён Неизвестный

К даче Курагина Монах подобрался, незамеченным охраной. Он знал её расположение и поэтому, когда проник через дыру в заборе, на территорию дачного комплекса, то быстро оказался рядом с ней. Он легко перемахнул через невысокий забор, огляделся и заметил, что внизу, на первом этаже, в одном из окон горит свет. Он постучал в это окно и, притаившись за деревом, стал ждать. Через минуту на веранде загорелся свет и на крыльцо вышел Курагин.

– Кто здесь? – Направляя луч фонарика в темноту, настороженно, поинтересовался он.

– Это я, начальник. Вот, зашёл долг вернуть.

– Проходи в дом. Чего ты, там притаился? – Усмехнулся Курагин. Монах вышел из-за дерева и, сделав несколько шагов, оказался рядом с Курагиным, в правой руке он держал заточку. Но, вдруг, его голову расколола пополам острая боль и он, упав на землю, потерял сознание. Иванов, чтобы не оставить следы своих пальцев, с помощью носового платка, поднял заточку и отдал Курагину.

– Куда его, Анатолий Дмитриевич?

– Давай на веранду. – Иванов взял Монаха за воротник куртки и потащил по земле к дому. Затащив Монаха на веранду, он опустил его в плетёное кресло качалку, оно сильно наклонилось, но тело Монаха в нём удержалось. Анохин одел на руки Монаха наручники.

– Виктор, позвони в милицию, пусть забирают, – сказал Курагин Анохину.

Через некоторое время, Монах подал слабый голос.

– Ждал меня, начальник? Предупредили тебя.

– Мир не без добрых людей. Вот если бы ты мог прощать, то жил бы гораздо спокойнее и правильно. Тогда, может быть, сейчас, и не угодил в ловушку, как ночной хищник.

– Ты мне ещё посоветуй другую щёку подставлять. Прощать не в моих правилах, а не мстят, только слабые и трусливые.

– Существует мнение, что умный не будет тратить время и силы на месть.

– Выходит, что я не такой умный, начальник.

– Зверь ты свирепый и кровожадный. Три дня назад, ты лишил трёх маленьких детей отцов, а трёх женщин мужей. Зачем?

– Начальник, согласись, было бы глупо на моём месте, не воспользоваться удобным случаем.

– Для тебя, может быть, и удобный, потому что ты привык жить по другим законам.

– Говорят, привычка – вторая натура. С волками жить, по волчьи выть. В стае, только первое время немного не по себе, а потом привыкаешь. Жизнь жестока. Чуть расслабился, и нет тебя. Сожрали слабенького.

– Хорошо, что ты это понимаешь. Снял грех с души.

– Чего-то я не догоняю, начальник.

– Что тебе не понятно? Ты только что, под покровом тёмной ночи, крадучись, проник на территорию моей дачи с целью убить меня. А я не хочу быть убитым тобою, как бы это, не показалось тебе странным. Тем более, хочу быть уверенным, что ты это больше не повторишь. – Сказав это, Курагин достал из наплечной кобуры пистолет и дослал патрон в патронник.

– Начальник, тебя что, вальтануло? – Побледнев, закричал Монах. – Ты, чего себе позволяешь? Да тебя, за такой, вопиющий беспредел, как пить дать посадят!

– Значит, всё-таки, ведаешь, что такое страх, – усмехнулся Курагин и убрал пистолет. – Не так уж ты и крут. – Монах молчал, уставившись напряжённым взглядом на Курагина и тяжело дышал. Трое конвойных, прибывших за ним, зашли на веранду.

– Где, этот гондурас, – рявкнул один из них, прапорщик огромного роста так, что мирно дремавшая, до его прихода кошка, испуганно сиганула с диванчика. Двое других, не теряя время, подняли за руки с кресла качалки Богомолова и вывели.

Иванов стоял на крыльце и наблюдал, как Монаха сажают в автозак. На крыльцо вышел Анохин.

– Наблюдаешь за возвращением блудного сына в отчий дом?

– Точнее, за его принудительным возвращением, под усиленным конвоем.

Интересно, надеется этот сынуля, смыться из отчего дома ещё раз?

– Спросил бы сам у него, возможно, он и посвятил бы тебя в свои творческие гастрольные планы. А так, кто же знает?

– А я знаю, как бы он ответил. – В это время на крыльцо вышел Курагин, а Иванов, подражая голосу Богомолова, произнёс.

– А это, как карта ляжет, начальник. – Курагин и Анохин рассмеялись.

– Почему-то, кажется мне, что живым Монах, до следственного изолятора, не доедет, – перестав смеяться, сказал Анохин.

– Плохо, пожизненное для него, было бы, более справедливой мерой наказания, – сказал Курагин.

Прапорщик, водитель автозака, выехав из дачного посёлка, и немного проехав по главной дороге, стал сбавлять скорость и включил сигнал правого поворота, чтобы остановиться. Заметив это, сидящий в кабине офицер, достал пистолет из кобуры.

– Только попробуй остановить машину, – сказал он водителю и положил руку с пистолетом себе на колено.

– Мы его пристрелим, при попытке к бегству, нам за это, ничего не будет. Эта гнида трёх наших товарищей на тот свет отправила. – Офицер погонял желваки на скулах, затем сказал.

– Я не позволю вам нарушать должностные обязанности, как бы вам этого не хотелось. Я не палач, тем более не убийца. Ваши товарищи погибли от руки Монаха, потому что грубо нарушили инструкцию по перевозке заключённых. Ненависть к офицеру захлестнула душу прапорщика, но он промолчал и резко надавил на педаль газа, затем выключил сигнал поворота и проехал мимо, одиноко стоящей на обочине, белой иномарки. Из неё вышел Штык и положил автомат в багажник.

– Жаль, что не остановились. Монаху могло подфартить ещё раз. Похоже, что с кичи ему теперь, не соскочить. Хорошо хоть успел передать мне кассу общака, – отъезжая с обочины, подумал Штык.

Антон Иванович попросил секретаря узнать номер телефона Беркутова Владимира Михайловича, так как его визитку он оставил на прежнем месте работы. Через десять минут секретарь молча положила ему на стол листочек, с записанным номером телефона.

– Приветствую, Владимир Михайлович, Прутков беспокоит. А, узнал. Ты, не мог бы, сейчас ко мне подъехать? Подъедешь, хорошо. Только у меня другой адрес, теперь. Запиши. Так запомнишь. – Прутков назвал адрес.

– Хорошо, жду. – Через тридцать минут Беркутов зашёл в кабинет Пруткова.

– На новом-то месте, наверное, гораздо спокойнее работается? – Спросил он у Антона Ивановича, пожимая ему руку.

– Как сказать. Что на старом, что на новом работать надо, поэтому не вижу большой разницы.

– Что случилось у Вас?

– В этот раз не у меня, а у моей знакомой. Её обокрали. Вынесли из квартиры значительную сумму денег и дорогие женские украшения.

– Это не по нашей части. Этим занимается милиция.

– Правильно, милиция занимается, но я хочу, чтобы и ты поработал со своим напарником. Ну что, возьмёшься?

– Посмотрим. Надо потерпевшую опросить.