Горм, сын Хёрдакнута - Петр Воробьев

Скрипнули петли. Последовало благоговейное молчание.

– Где и у кого они такое могли награбить? – через некоторое время сказал кто-то с Оленя.

– Нигде, – с уверенностью сказал Кьяр. – Они наверняка нашли затонувший корабль. Здесь альвское добро, до Фимбулвинтера сработано! Горм, теперь тебе точно надо сказать слова!

– Да что я тебе, Эгиль скальд? Ладно, только не смейтесь…

Фьордов Олень,

Змей Бурунов

Поле тюленье

Вместе вспахали.

Храбро стоял

Воин Мидхафа,

Злато берег

Средь нивы жал.

Танов сынов

Кром вдохновил —

Рать его стала

Чаячьим брашном.

Троллем сражен,

Мидхафский вождь

Милость нашел

В буре мечей.

В начале второй висы, воины стали отстукивать мечами по щитам и ногами по доскам, вторя ударениям сложенного. Когда Горм закончил, стук перешел в грохот, сопровождаемый криками одобрения.

– Еще лучше, чем виса на убийство Гнупы! – выразил общее мнение Гьюки.

– Отменно сказано. По всем правилам. – прогнусил откуда-то знакомый голос, мешаясь с плеском воды. – Может, теперь. И меня вытащишь?

– Ингимунд? – Горм, Кнур, и Кривой переглянулись.

Среди четверых оставшихся в живых разбойников, болтавшихся на волнах, и точно был Ингимунд Хунд, вцепившийся в полупустой бурдюк.

– А Эцура с тобой не было? – крикнул кузнец.

– Эцур пошел обратно. К Йормунреку. Я пошел с Родульфом.

– Родульф – это с палицей и толстой рожей?

Ингимунд кивнул.

– Сейчас расцепимся, Кривой, поможешь мне вытащить этих вояк, – Горм двинулся к Змею. – Все равно гребцы нужны.

– Стой, а когда сокровища делить? – Кьяр поднял в воздух цепь из переплетенных колец желтого, белого, и красного золота.

Горм остановился и спросил:

– Как насчет того, чтобы семьям Оттара, Стира, Кнута Маленького, и Хродмара отсчитать двойную долю? А мою часть я разделю пополам и отдам вдове Арнгунн, матери Стира, и Кнутовым дочерям.

– Быть тому! – отозвалось несколько десятков голосов.

– Дренгрскапр воина – в храбрости, дренгрскапр ярла – в щедрости! – крикнул Гьюки. Еще с десяток воинов снова застучали в щиты рукоятями мечей.

– Мы поделим твою долю, как ты велишь, но ты должен взять вот это, – Щеня протянул Горму странный небольшой предмет, оправленный в золото. – Это оберег, и чует мое нутро, не простой.

– Бобы, их если правильно высушить, могут несколько лет продержаться. Я с Гормом и Кьяром отправил полторы дюжины бочек. Но ты говоришь… – Хёрдакнут, опираясь на посох с золотым навершием, опустился на колени, чтобы пощупать почву.

Крысодавец Четвертый внимательно наблюдал за его действиями.

– Да, чувствуешь, насколько земля жирнее? – Виги размял комок в руке и понюхал. Почва издавала сложную смесь запахов, в которой легче всего угадывались травы, речная вода, и мамонтовый навоз. – Если перед рожью вместо пара сажать бобы, она родит не сам-два, а никак не меньше, чем сам-семь.

– Выходит, рожь мы сажаем не каждый третий год, а каждый шестой, но все равно только ее собираем куда больше, чем вдвое против трехполья? – ярл поднялся и оглядел окрестности. – Это к спеху, и работы меньше, и под пашню земли не так много уйдет. А то некоторые вековой лес подчистую сводят, все распахивают от окоёма до окоёма – не дело, копье мне…

Весь окоём, сколько охватывал взгляд Хёрдакнута, был охвачен в кольцо зеленью деревьев, нетронутой за века после отступления льдов. Поближе, за перелеском, на солнце золотились длинные усы колосьев ярового ячменя. Еще одно поле, поближе к реке, стояло под паром. Три карла длиннозубыми вилами раскидывали с телеги удобрение, щедро поставлявшееся Таннгриснтом и его длинношерстными подругами Хиррокин и Имдр. Еще с полдюжины народа возилось у плотины заново отстроенной водяной мельницы, что-то делая с колесом. Крысодавец поднял мордочку, учуяв то ли полевку, то ли саблезубого шушпанчика, и бросился в погоню.

– Так выходит, – старый грамотник похлопал по костлявому плечу Оскадис, щипавшую траву с другой стороны межи. – Тебе понравится, что за тем перелеском посажено.

– Странное что-то – едва зеленеется. Расскажи-ка.

– Дубы.

– Далеко вперед глядишь, их полный рост разве что мои внуки увидят. А если за ними, поближе к реке, еще овес или ячмень посадить? Лошадкам, им овес куда полезнее незрелых яблок, – Хёрдакнут кивнул в сторону Альсвартура, пытавшегося дотянуться до маленьких зеленых кругляшей, росших на одной из здоровенных яблонь, вперемешку с другими плодовыми росших по краю поля.

– Если овес и ячмень к шестиполью добавить, еще лучше выйдет. А когда поле под паром, клевером засеять, и пустить коней на выпас. Кони, они, конечно, не мамонты, но тоже почву удобряют, лучше, чем олени. Хотя олени лет двести назад здесь в самом конце весны копытами рыли снег, чтоб докопаться до травы, а лошадь бы вообще зиму не пережила.

– Еще через двести, может, так потеплеет, что вместо коней будут вот такие, – Хёрдакнут приставил к ушам руки с выставленными вверх указательными пальцами. – с длинными шеями пастись, а вместо дубов эти, как их, вырастут? – ярл растопырил пальцы.

– Пальмы? В это мне как-то не верится. До Фимбулвинтера, по сагам, наш народ примерно в этих местах и жил, и житье было не так уж непохоже на нынешнее, только что к югу тогда всякие диковинные племена водились, даже песиглавцы, альвы и дверги. От стародавних племен вот, считай, ничего не осталось.

– Почему, этлавагрский народ остался. И дверги, говорят, не все повывелись.

– Но кто говорит, сам ни одного дверга не видел. А Этлавагр – особое дело. Его завоевал один из первых конунгов Вёрдрагнефы, и до Фимбулвинтера это был их самый южный город. По всем рассказам, по сравнению со первопрестольным, дыра дырой. Когда сумерки богов начались, народам на юге Норны конец отмерили больше не из-за льда да снега, а за распри с неразумением. Финики да виноград родиться перестали, они вместо того, чтобы печи жарче топить да под зиму рожь начать сажать, друг друга перебили. Кроме конунга Вёрдрагнефы, он на юг с дружиной подался, в Этлавагре сел, на соседний Серкланд руку наложил, и вокруг порядок удержал. Крепко нам, конечно, старые боги подгадили с Рагнарёком, сколько добра пропало, и сколько вежества. Представляешь, какой была Вёрдрагнефа?

– Да… Торлейв несколько лет назад ходил на Этлавагр с десятью кораблями, так до самого города даже не дошел – в посаде взял столько добычи, что драккары весельными портами едва воду не черпали. Говорят, им еще пришлось кучу серебра кинуть прямо на берегу. И это дырой считалось. Похоже только, Бейнир Слюнявый без боя все остатное богатство приберет, ему дочку последнего красного конунга сватают, сына тот не успел родить.