Братья. Книга 2. Царский витязь. Том 1 - Мария Семенова

Ознобиша, почтительно сидевший на пятках, вновь поклонился:

– С позволения милостивой государыни, котляры Владычицы нас вразумляли: беседующему радостней видеть лицо и глаза, а не темя, склонённое над письмом. Этот слуга доверит услышанное чернилам, когда вернётся к себе. Быть может, государыня пожелает прочесть… даже вспомнит ещё какие-то мелочи…

– Ты так уверен в своей памяти, сынишка Левобережья?

Пока Ознобиша соображал, как уверить толстуху, дверь приоткрылась. Все посмотрели в ту сторону. Лишь райца не отвёл взгляда, вежливо устремлённого на руки Коршаковны. Этому его тоже обучили в котле.

– Госпожа праведная сестрица, – как-то сдавленно, растерянно прозвучал голос Злата. – Тут, не прогневайся, грамотку подмётную принесли… Лигуй Голец, сосед тестя моего будущего, доносит… Убили Бакуню Дегтяря. Дикомыты… натёком с севера натекли…

В руке Змеды замерло веретено.

– Все вон! – повелительно проговорила она. – А ты, Златушко, иди-ка сюда. Сказывай толком.

Из-под круглого свода смотрели вниз лики Тех, Кого прежде славили Андархайна и Левобережье. Над восточной стеной плечом к плечу стояли трое братьев: Гроза, Солнце, Огонь. На юге Мать Земля нежилась в объятиях Отца Небо. Морской Хозяин взирал с западной стороны. Справедливая Владычица – с северной.

Палата помещалась глубоко в недрах, но деревянная вымостка стен словно бы впускала в неё предвечернее солнце. Таких теснин, жёлтых в бурую прожилку, теперь было не достать. Горели светильники, заправленные чистым птенцовым жиром. В клетках щебетали чижи.

Чертог скромно именовался Малым, хотя следовало бы Сокровенным или вовсе Таимным. Высший Круг собирался здесь ради решений, не нуждавшихся в глашатаях.

– Мы сегодня должны вынести рассуждение о весьма особенном деле, – начал владыка Хадуг. Он сидел возле ног изваяния Правосудной, откинувшись на вышитые подушки, и с удовольствием улыбался: во рту моржовой костью белели новые передние зубы, схваченные золотой перемычкой. – К нам взывает письмо, доставленное из далёкого зеленца. Послание касается лишь семьян, собравшихся здесь. Поэтому мы решили отдать право сегодняшнего суда нашему юному брату. Невлин доносит, Эрелис, ты быстро осваиваешь науки… Пора показать нам постигнутое!

Эрелис наклонил голову:

– По слову твоему, государь.

Перед Хадугом красовалось великолепное угощение. Закутанный кувшин с горячим напитком, постила, белые калачи. На особом блюде – крупная птица, зажаренная целиком.

– Заодно, брат, – продолжал Хадуг, – не упустим и повода испытать твоего райцу. Покамест он праздно шныряет по городу, распугивает порядчиков и тревожит почтенных людей непонятными расспросами!

Невлин и высшие вельможи с готовностью подхватили смех владыки. Хадуг отломил птичье крылышко, хрустящее золотой кожицей, начал есть.

– Угощайтесь, доверенные мужи. На впалое брюхо лишь хохотать хорошо.

Он сидел в домашнем балахоне, отнюдь не скрывавшем слоёв отёчного сала, бугрившихся ниже измождённого лица и худых рук.

– Знатного лебедя твои охотники подстрелили, – сказал Гайдияр.

Рука Эрелиса, протянутая было к лакомству, вновь легла на колено. Ознобиша пригляделся: судя по длине клюва и шеи, на блюде лежал откормленный гусь.

– Знать бы ещё, – недовольно проворчал Гайдияр, – каким образом весть, замкнутая печатью, стала достоянием черни. Мои порядчики еле отбили пекарню, где дикомытские калачи продают.

Меч Державы расхаживал туда-сюда. Полосатый плащ мёл круглый старинный ковёр, вытканный нарочно для Малого чертога. Синий Киян, зелёные земли, обильные города, цветущие под рукой праведных… Ознобиша старательно обходил «осрамителя нечестия» взглядом. Гайдияр на него вовсе внимания не обращал.

Эрелис вытащил жёсткий витой шнур полтора аршина длиной. «Чтобы голова на царских бдениях не болела, попробуй узлы вязать, – присоветовал Мартхе. – Станут бранить, скажешь: постигаю и славлю древнюю Правду…» – «А ты разве был уже в судебне?» – «Нет, государь». – «Так откуда…» – «В книгах прочёл».

А вот то, что пекаря зря хотели громить, он и без книг видел. У правобережных калачей масло изнутри не текло.

Владыка Хадуг устроился поудобнее.

– Нет большой беды, – начал он, – в том, что на исаде поют про Ойдрига Воина и закидывают камнями чучело дикомыта, сделанное из тряпья. Люди болтливы, а запечатанное письмо наверняка сопроводил изустный рассказ… Нам, однако, следует полагаться лишь на грамоту, заручённую надёжным владетелем. Огласи её, младший брат.

Эрелис слегка повернул голову. Кивнул райце, смирно сидевшему за спиной.

– «Государь наш милостивец, вельможный и праведный царский сын Злат Коршакович! – звучно, раздельно, чтобы все слышали, принялся читать Ознобиша. Туго скрученная берёста поскрипывала в руках, ладони потели. – Челом оземь бьёт твоей почести заглушный холопишко, рекомый Лигуй, севший царской милостью в зеленце среди Шегардайской губы, на болоте Порудный Мох. Доносит же сей холопишко твоему почтенному здоровью, сколь тяжким несчастьем нас Правосудная за грехи наказала…»

Измаравший берёсту плохо знал буквы. Бездельно вставлял те, что выглядели краше. Подавно не знал, как правильно величать пригульного. Сыпал, боясь оплошать, всеми когда-либо слышанными почётами.

Поди прочти не икнув!

– «Владетель соседский наш, коего имя тебе, милостивец, с давнего времени не чужое, рекше Бакуня Дегтярь, заохотился на купилище в Правобережье, да вот не доехал. Злые дикомыты ему среди Кижей весь поезд разбили, товары забрали, а самого с поезжанами на дороге бросили мёртвых. Но чтобы тебе, праведному царскому сыну, не сомневаться: холопишко твой взял под защиту и зеленец Бакунин, Ямищами рекомый, и горькую вдовицу с сиротами. Приезжай, милостивец, как будет твоя на то вельможная воля. Пройдёт срок печали, сразу выправим к свадьбе и большой стол, и гордый, и пирожный, и всякую честь твоему здоровью окажем… А руку приложил к сему верный холопишко твой Лигуй, рекомый Голец, с Порудного Мха».

В самом низу берестяного свитка виднелось красное пятнышко. Отпечаток большого пальца, для крепости подмазанный яичным белком. Кончив читать, Ознобиша почтительно склонил голову. Позволил грамотке свернуться.

– Вы слышали, братья, – сказал Хадуг. Взял постилы.

Эрелис разгладил на колене треугольный кружевной узел.

Злат Коршакович, коего на все лады величал Лигуй, скромно сидел на коврике у двери, не смел поднять глаз. Наследной породы Злату досталось поболее, чем единокровной сестре. У него хоть волосы были русые, не тёмные, как у неё. На затылке блестел серебром гребень просватанного, подарок Бакуни. Конечно, владыка Хадуг своей властью мог узаконить небрачнорождённого. Однако про восьмого брата ходили столь тёмные слухи, что государь счёл за благо оставить дело как есть.