Руна смерти - Олег Курылев

Получив ровно неделю на ознакомление с организационной структурой и документацией стандартного городского управления государственной тайной полиции, он отправился к новому месту работы.

Крайновски разместил Веллера в небольшой комнате, примыкавшей к его собственному кабинету. Раньше пройти в нее можно было только из самого кабинета начальника гестапо. Дверь располагалась прямо за его спиной, когда он сидел за столом. Это было своего рода место уединения Цибелиуса, его потайной комнатой отдыха, Крайновски велел вышвырнуть оттуда все барахло и освободить вторую, ведущую в коридор, дверь. Теперь в комнату можно было попасть и снаружи.

Уже скоро Веллер пришел к выводу, что Цибелиус, последний здешний начальник гестапо, — прохвост, каких мало. Просматривая его бумаги, копии рапортов и донесений, он видел в них только одно — стремление угодить начальству. Никакой инициативы, никакой личной заинтересованности в делах, которые вели его сотрудники. При желании здесь, во Фленсбурге, можно было организовать филиал французского Сопротивления, и он остался бы незамеченным. Безусловно, сотрудники пользовались таким положением вещей. Неоправданные командировки и разъезды на казенных автомобилях, перепихивание явно подозрительных дел в полиций или фельджандармерию и простое бездействие. Особенно этот СС гауптштурмфюрер Юлинг, разъезжающий по всему Шлезвиг-Гольштейну как коммивояжер.

Однажды Амон Веллер, шагая по коридору, столкнулся с одним из сотрудников. Это было в первые дни его пребывания здесь, и он многих еще не знал. Извинившись, он хотел посторониться, но, взглянув в лицо этого человека, замер с открытым ртом. На него смотрел тот самый штурмбаннфюрер, с которым он познакомился на вевельсбургском мосту. Не только его лицо со шрамом, рассекавшим правую бровь, но и тот же самый мундир. Тогда Веллер отчетливо запомнил на левом рукаве незнакомца какую-то бляху. Он не очень разбирался в наградах и не знал, что это такое. Но главное было лицо и его выражение — та же смесь мрачного равнодушия и скептицизма.

Офицер прошел мимо, а Веллер стоял некоторое время, боясь обернуться. Его прежние, совершенно не объяснимые спокойной логикой страхи всколыхнулись снова. Он не мог понять их глубинную природу. Копье находилось далеко, и всё, связанное с ним, казалось обрывками забытого сна. И тем не менее неприятные ощущения не проходили.

Придя к себе, он стал просматривать списки личного состава, разыскивая в них штурмбаннфюреров. Таких было двое, но по возрасту подходил лишь один — Отто Ротманн. Именно так и звали того человека на мосту, который затем привиделся ему еще и во сне. Но сна он уже не помнил.

Спустя несколько дней после появления нового начальника Ротманн был как-то вызван к нему в кабинет,

— Вот что, Отто, — Крайновски имел привычку называть почти всех подчиненных по именам, — мне только что звонили из здешней тюрьмы (как она у вас тут называется) и просили разобраться с одним арестованным. Он уже недели две сидит в двенадцатой камере, и никто не знает, что с ним делать. Арест производил унтерштурмфюрер Флейдерер. Я прошу вас выяснить, что там за субъект.

Флейдерер, один из сотрудников отдела оперативных мероприятий, рассказал, что действительно около двух недель назад получил приказ Цибелиуса арестовать на Южном рынке одного человека. Цибелиус описал его наружность и сказал, что тот в такое-то время должен будет стоять возле кирхи Святого Николая со стороны рынка, у алтарной стены. Флейдерер с двумя агентами в штатском действительно обнаружил в указанном месте этого типа. У него там явно была назначена встреча. После проверки документов сомнительного субъекта заковали в наручники и доставили в «Каменный цветок», сдав под расписку коменданту. Никакого дела в отношении этого человека, даже имя которого Флейдерер толком не запомнил, не заводилось. Цибелиус сказал, что будет работать с ним лично. Однако на следующий день он внезапно уехал и, как известно, больше уже не вернулся.

Ротманн отправился в «Каменный цветок» — небольшую тюрьму на восточной окраине Фленсбурга. Раньше это была католическая гимназия. Года два назад пустующее двухэтажное здание на пустыре приспособили под тюрьму. С задней стороны к нему пристроили кирпичный забор, образовав таким образом маленький дворик для прогулок. Каменная роза с витражом на треугольном фронтоне бывшей гимназии дала неофициальное название новой тюрьме. Над розой на остроконечной крыше, словно в насмешку, так и остался стоять католический крест.

— Это я звонил оберштурмбаннфюреру, — сказал комендант тюрьмы. — С заключенным из двенадцатой камеры никто не работает с тех самых пор, как его доставили. А тут он еще заболел. Своего врача, как вы знаете, у нас нет. Пришлось вызывать знакомого терапевта из морского госпиталя.

— И что тот сказал?

— Сказал, что у заключенного туберкулез легких и слабое сердце и что он ни за что не ручается. Вчера я перевел этого Майзингера — так зовут арестованного — в наш лазарет. Вы сами знаете, Ротманн, что наш лазарет отличается от камеры только парой нормальных кроватей да приставленным к ним стариком-санитаром из заключенных. Если этот тип загнется, я не хочу иметь неприятностей.

На одной из двух кроватей в небольшой холодной комнате лежал пожилой, во всяком случае внешне, человек. Он походил на датского рыбака. Его исхудавшее лицо по скулам обрамляла короткая и жесткая седая борода. Верхняя губа, передняя часть подбородка и щеки были выбриты. Вид больного действительно внушал опасения. Выпученные, как при базедовой болезни, глаза воспаленно блестели, щеки ввалились, губы имели темно-сиреневый цвет.

Ротманн поставил рядом с кроватью стул и сел. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. «Если он понадобился Цибелиусу, — размышлял Ротманн, — то не просто так. Не в правилах бывшего шефа было возиться со всякими бродягами».

— Меня зовут Фальц. Зени Фальц. Это мое настоящее имя. Я хочу рассказать всё, что знаю. — Арестант заговорил первым.

— Прекрасно, — ободряющим голосом произнес Ротманн, — а я штурмбаннфюрер СС Ротманн. Мне поручено разобраться с вашим делом. Как вы себя чувствуете и почему, по вашему мнению, оказались здесь?

— Я знаю, что мне осталось немного. — Голос Фальца был хриплым. Он постоянно подкашливал. — Обвинили меня в уклонении от службы в фольксштурме, но это только предлог. Причина в другом. Если вы готовы меня выслушать, то я расскажу. Но, чтобы вам стало понятно главное в моем рассказе, мне придется начать с довоенных еще лет.

И он поведал Ротманну краткую историю своей жизни, последние годы которой ему пришлось провести под чужим именем. Речь этого человека была грамотной. В ней чувствовалась продуманность, как если бы он уже несколько раз проговорил свою историю воображаемому собеседнику.

Родился Фальц в Вестфалии, в славном городе мастеров Золингене, что в тридцати километрах на север от Кельна. Здесь, где добывали железо и ковали оружие уже с X века, просто нельзя было стать никем иным, кроме как оружейником. Конечно, если у тебя на месте руки и особенно голова, и Фальц им стал.

И отец, и дед, и прадед Зени Фальца были мастерами по производству клинков. А один из их предков даже состоял членом Согласительского совета «Шестерых», решавшего все производственные и финансовые вопросы оружейного Братства. Уже с XIV века в Золингене существовало четкое разделение труда и централизованный контроль качества. Совет строго следил за исполнением заказов, уровнем цен, своевременно снижая выпуск мечей и кинжалов, чтобы предотвратить затоваривание. Доступ в Братство был ограничен, и право быть его членом либо передавалось по наследству, либо заслуживалось трудом и талантом.