Интриганка - Сидни Шелдон

Брэд, казалось, наконец встретил женщину, с которой решил связать судьбу: перестал ночевать дома, появлялся на утренних заседаниях уставший, измученный, не в силах сосредоточиться на делах. Кейт терпела, но когда прошел месяц, а поведение Брэда стало вызывать все большие опасения, решила принять меры: она хорошо помнила то время, когда Дэвид чуть было не оставил компанию из-за женщины. С Брэдом она такого не допустит.

Кейт хотела отправиться в Париж одна, чтобы вести переговоры о покупке экспортно-импортной компании, но в последнюю минуту передумала и попросила Брэда сопровождать ее.

В день приезда у них было назначено несколько деловых встреч, зато ужинать они отправились в «Гран Вефур», а потом Кейт пригласила Брэда в свой номер в отеле «Георг Пятый», просмотреть отчеты новой компании.

К его приходу она успела переодеться в прозрачный пеньюар.

– Я принес с собой все бумаги, – начал Брэд, – та что…

– Дела могут подождать, – тихо сказала Кейт, и странно-зазывные нотки в голосе заставили Брэда взглянуть на нее пристальнее.

– Я хотела остаться с тобой наедине, Брэд.

– Кейт…

Внезапно она оказалась в объятиях Брэда, прильнула к нему всем телом.

– Господи, – прошептал он, – я так долго хотел тебя.

– И я тебя, Брэд, – вздохнула она, и, взяв его за руку, повела в спальню.

Кейт была чувственной женщиной, но все сексуальные порывы были давно направлены в другое русло. Ей вполне хватало работы, а Брэд был необходим совсем по другим причинам.

Он бросил ее на постель, прижался всем телом; Кейт раздвинула ноги, ощутила, как он входит в нее, заполняя до отказа…, и ничего не почувствовала: ни наслаждения, ни отвращения.

– Кейт…, я столько лет люблю тебя…

Брэд вдавливал ее все глубже в матрац, двигаясь в древнем как мир ритме, но мысли Кейт были далеко…

«Черт бы их драл, слишком много запрашивают за компанию! И не уступят, знают ведь, что она мне нужна!»

Брэд, задыхаясь, шептал нежные слова.

«Может, отказаться продолжать переговоры, пока сами не прибегут? А если нет? Смею ли я так рисковать?»

Брэд извивался все лихорадочнее, Кейт ответила встречным толчком, резче шевельнула бедрами.

«Нет. Они легко могут найти другого покупателя. Лучше заплатить, сколько просят. Возмещу разницу, когда продам один из их филиалов».

Брэд застонал в пароксизме наслаждения, и Кейт задвигалась быстрее, доводя его до оргазма.

«Скажу, что согласна на их условия». Послышался долгий прерывистый вздох. Брэд пробормотал:

– О Господи, Кейт, какое чудо! Тебе было хорошо, дорогая?

– Как в раю.

Она провела в объятиях Брэда всю ночь, размышляя, прикидывая, пока тот спал. Утром, когда Брэд проснулся, Кейт, запинаясь, пробормотала:

– Брэд, насчет той женщины, с которой ты встречаешься…

– Боже, неужели ты ревнуешь?! – счастливо рассмеялся он. – Забудь. Считай, там все кончено. Обещаю с ней не видеться. Вообще.

Кейт никогда больше не позволяла Брэду прикоснуться к себе, а когда он умолял объяснить, в чем дело, сказала:

– Ты даже не представляешь, как я хочу тебя, Брэд, но боюсь, тогда мы больше не сможем работать вместе. Придется пожертвовать нашей любовью ради дела.

И Брэд был вынужден довольствоваться этим.

Сфера влияния «Крюгер-Брент» все расширялась, и Кейт основала благотворительные фонды, на средства которых содержались колледжи, церкви и школы. Она продолжала делать новые приобретения для своей картинной галереи: холсты Рафаэля, Тициана, Тинторетто, Эль Греко, Рубенса, Караваджо и Ван-Дейка.

Коллекция Блэкуэллов, по слухам, была одной из самых ценных в мире. Именно «по слухам», потому что никому, кроме приглашенных в дом гостей, не позволялось ее видеть. Кейт не позволяла фотографировать картины, журналистам вход тоже воспрещался, и хозяйка ни для кого не делала исключения. Личная жизнь семьи Блэкуэлл тоже была тайной за семью печатями – ни слугам, ни персоналу компании не позволялось и словом упомянуть о том, что происходит в доме. Конечно, избавиться от слухов и сплетен было невозможно – ведь Кейт Блэкуэлл для всех представляла ставшую в тупик загадку: каждый хотел больше узнать об одной из самых богатых и могущественных в мире женщин. Но все старания были напрасны: тайна оставалась нераскрытой.

* * *

Кейт позвонила директрисе швейцарской школы, чтобы узнать, как живет Тони.

– Он очень хорошо учится, миссис Блэкуэлл. Превосходные способности.

– Я спрашиваю не об этом. Хотела… Кейт поколебалась, как бы не желая признавать, что и в семействе Блэкуэлл может быть не все ладно.

– Он по-прежнему заикается?

– Не понимаю, о чем вы, мадам. Тони прекрасно говорит. Кейт едва сдержала облегченный вздох. Она так и думала: это временное, необъяснимая слабость, и пройдет само собой.

Вот и верь докторам!

Через месяц Тони приехал на каникулы. Кейт встречала сына в аэропорту. Он повзрослел, прекрасно выглядел, и Кейт почувствовала гордость за мальчика.

– Здравствуй, родной. Ну как поживаешь?

– П-прекрасно, м-мамочка. А т-ты?

Тони не терпелось поскорее увидеть картины, купленные матерью за время его отсутствия. Его потрясли холсты старых мастеров и восхитили работы французских импрессионистов:

Моне, Ренуара, Мане и Мориса.

Новый волшебный мир открылся Тони. Он купил краски, мольберт и начал работу, но,

искренне считая, что рисует ужасно, отказывался показывать кому-либо свои рисунки. Разве можно сравнивать эту жалкую мазню с непревзойденными шедеврами!

Как– то Кейт пообещала сыну:

– Когда-нибудь все эти картины будут принадлежать тебе, дорогой!

При одной мысли об этом тринадцатилетнему мальчику стало неловко. Мать сама не понимала, что говорит: ведь в действительности картины не могут по-настоящему быть его собственностью: он ничего не сделал, чтобы их заработать.

В Тони росла яростная решимость найти свое место в жизни, стать достойным человеком! К жизни вдали от матери он относился двояко: она была необычной женщиной – всегда в центре событий, отдает приказы, заключает немыслимые сделки, показывает сыну новые волшебные страны, знакомит с интересными людьми. Мать была личностью незаурядной, и Тони необычайно этим гордился, считая, что в мире нет другой такой, и одновременно чувствовал себя виноватым, потому что заикался только в ее присутствии.

Кейт даже не представляла, как благоговеет перед ней сын, пока он не спросил как-то:

– М-мама, эт-то п-правда, ч-что т-ты п-правишь м-миром?

– Ну конечно, нет, – рассмеялась она, – что за глупый вопрос.