Братья ветра. Легенды Светлого Арда - Тэд Уильямс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не уверен, что мы ее остановили, – заметил Хакатри. – Сон, который мне приснился в той лодке, был таким сильным, что я до сих пор его чувствую. Передо мной стояла фигура – стройная, бледная и далекая. Она говорила со мной женским голосом: «Иди ко мне, у меня для тебя послание». Это было так странно! Ничего похожего не возникало в других снах, которые приходили ко мне после ожогов драконьей кровью. – Он поднес руки к лицу, словно хотел проверить, остается ли самим собой. – Я не знаю, что делать дальше, Памон, чему верить.
Если честно, я подумал, что бледная женская фигура из его сна похожа на королеву хикеда'я, Утук'ку, о которой было известно, что она ходит по Дороге Снов так же легко, как другие по Серебряному пути или Дороге Снежных Полей. Я слышал, что она посылает свой призрак в такие места, где не осмеливаются появляться даже самые мудрые зида'я. И сейчас, видя, какое сильное впечатление произвел этот сон на Хакатри, я испугался, что нам придется снова отправиться в темную Наккигу, но в конце концов наши приключения привели к совершенно другим результатам.
Мы вернулись с оставшимися стражами и слугами моего господина на постоялый двор на побережье Наббана, чтобы Хакатри принял решение, что мы будем делать дальше. Я обнаружил, что в наше отсутствие из Асу'а переслали письмо от леди Оны, а также письмо моему господину от жены. Я отложил чтение послания леди Оны, чтобы отнести весточку от леди Брисейю в покои моего господина.
– У меня болят глаза, и я не могу их ни на чем сфокусировать. – Хакатри практически не вставал с постели после нашего возвращения. – Прочитай мне письмо Брисейю.
Я развернул изящный шелковистый листок, чувствуя себя так, будто вторгаюсь в покои леди и перебираю ее вещи.
«Муж мой, —
– начал я, —
вчера я увидела тебя в твоем любимом кресле, ты пил из чаши черное вино, как часто бывало вечерами. Но оказалось, что это не ты, а лишь твой халат, накинутый на подушку.
Еще раз я видела тебя сегодня в Зале Тысячи Листьев и даже позвала, но то была лишь тень, которая на миг приняла твои очертания. Когда я произнесла твое имя, многие вокруг посмотрели на меня с жалостью.
Я часто ищу тебя по ночам на Дороге Снов, но, если нахожу, ты никогда не поворачиваешь ко мне лицо. Когда я говорю с тобой, складывается впечатление, будто ты стоишь где-то очень высоко, ветер шумит у тебя в ушах и ты меня не слышишь.
Ты призрак, Хакатри, а я вдова, наш ребенок сирота. Я чувствую себя как заблудившийся в чужих землях пилигрим, который стоит на коленях перед древними руинами храма и молится ушедшему призраку, но тот его не слышит…»
– Достаточно, – печально сказал мой господин. – Сейчас я не в силах это слушать. Оставь письмо до того дня, когда я смогу сам его прочитать. – И он отвернулся лицом к стене.
Я положил письмо на скамью и взял послание из Вороньего Гнезда, но мое сердце сжималось от жалости к моему господину и его семье.
«Дорогой Кес, —
начиналось мое письмо, —
я надеюсь, что ты здоров и твой господин Хакатри нашел средство, облегчающее его страдания.
У нас наступили трудные времена. Во время последней Луны моя дорогая Шоли слегла с жестокой лихорадкой».
Как только я прочитал эти слова, у меня так заболело сердце, что несколько мгновений я даже не мог дышать. Мне стало страшно узнать, что написано дальше, но я набрался мужества и продолжал.
«Я очень боялась, что потеряю Шоли. Но теперь с радостью сообщаю тебе, что худший период ее болезни миновал и она начала выздоравливать, хотя все еще слаба и остается в постели. Но Шоли снова начала есть, и теперь я уверена, что она поправится. Она просила передать тебе привет, что я и делаю. Я испытала ужас не только из-за Шоли, ведь она так молода и в ней столько жизни, но и за себя. Как ты знаешь, иногда я по несколько дней не вижу своего мужа, и – как я говорила прежде – Воронье Гнездо бывает невероятно одиноким местом. Конечно, это ужасно эгоистично, но я не знаю, что бы я делала, лишившись общества моей милой Шоли.
Я надеюсь, что, после того как вы с твоим господином вернетесь, мы сможем рассчитывать снова увидеть тебя. Ты стал дуновением свежего ветерка в нашем доме, который часто кажется слишком душным».
Я не знал, когда у меня в следующий раз появится возможность, поэтому написал ответ леди Оне в тот же вечер, надеясь, что найду способ его отправить. Я знал, что она будет расстроена, когда узнает о нашей встрече с Фен, воровским кланом тинукеда'я, которые попытались обмануть моего господина, и очень кратко рассказал про этот неудачный эпизод нашего путешествия. Я также передал привет и пожелания скорейшего выздоровления леди Шоли и попросил, чтобы следующие письма они отправляли в Асу'а, поскольку не сомневался, что мы вернемся домой, как только мой господин снова сможет путешествовать.
Глупый Кес! Или не столь глупый, сколь невезучий. Как я мог знать, что пройдет четыре сезона, прежде чем мы увидим блистающие башни Асу'а и я вновь побываю на Лестнице Тан'джа? Как такое мог предугадать хоть кто-то?
По мере того как луна неспешно скользила по небу, а Сезон Сбора перешел в Сезон Увядания, мы продолжали поиски в южных землях целителей, которые могли бы помочь лорду Хакатри. Это показывало, насколько сильно страдал мой господин, согласившись провести столько времени в землях смертных. Я сомневаюсь, что кто-то из его клана столько путешествовал среди них или так хорошо узнал эти мало живущие народы. Мы обращались к смертным ученым, и некоторые старались нам помочь, но еще больше их интересовала возможность общения с аристократом зида'я из главенствующего клана. В конце концов нам удалось кое-что узнать в самых разных местах, но не стану утверждать, что поиски стоили затраченных усилий, во всяком случае среди смертных философов Наббана.
Зида'я спят мало, но тинукеда'я не могут обходиться без сна, и я очень уставал к концу долгого дня, когда наступала ночь, и мне приходилось спать урывками под стоны и тяжелое дыхание моего господина. Быть может, это странные для меня слова – и они приводят меня в замешательство, – но я начал уставать от жизни с моим господином и его почти непрерывными страданиями.
В результате я чувствовал себя предателем. Хакатри выбрал меня еще ребенком и дал место в своей жизни, которое следовало занять юноше из его народа. Он сделал меня своим оруженосцем – честь, которой не удостаивался прежде ни один тинукеда'я.
И всегда был добр ко мне, что далеко превосходило обычную снисходительность. Однажды, еще до смерти моего отца, лорд Хакатри даже отобедал в нашем доме, похвалил скромное угощение и сделал комплименты моему отцу за то, что он вырастил такого доброго и любезного сына. Я уверен, что отца переполняла гордость, хотя он редко показывал свои чувства, в особенности в присутствии наших повелителей зида'я.
