Бойцовский клуб - Чак Паланик

Время в гостинице, еда из ресторана. Куда бы я ни поехал,мои соседи по сиденьям — друзья на один полет, на срок перелета от Логана доВиллоу Ран.

«Я просто координатор в отделе возвратов», — говорю яочередному одноразовому другу на сиденье рядом, — «Но я тружусь надкарьерой как посудомойка».

Ты просыпаешься в О'Хейр, снова.

Потом Тайлер начал вклеивать члены во все подряд. Обычнокрупным планом, — или влагалище размером как Гранд-каньон, с егоэхом, — четырехэтажное, пульсирующее от давления крови, — это в товремя, как зрители смотрели на танец Золушки с прекрасным принцем. Никакихжалоб не было. Люди так же ели и пили, но этим вечером что-то было по-другому.Люди вдруг ощущали себя больными или начинали плакать без причины. Толькоптичка-колибри смогла бы засечь работу Тайлера.

Ты просыпаешься в Джей-Эф-Кей.

У меня кожа идет мурашками в тот момент посадки, когда одноколесо толчком касается полосы, а самолет кренится набок и застывает в раздумии— выровняться или продолжать крен. В такие моменты ничто не имеет значения.Посмотри на звезды, — и тебя не станет. Ничто не имеет значения. Ни твойбагаж. Ни дурной запах изо рта. За иллюминатором темно, и сзади ревут турбины.С этим ревом салон зависает под неправильным углом, — и никогда большетебе не придется заполнять карточки счетов. Списки закупок общей стоимостьюоколо двадцати пяти долларов. Никогда больше ты не сменишь прическу.

Толчок, и второе колесо касается гудрона. Вновь трещитстакатто сотен застежек на ремнях, и одноразовый друг, рядом с которым ты едване погиб, говорит:

— Я надеюсь, ваша встреча пройдет успешно.

Ага, я тоже надеюсь.

Столько продолжается твой миг. И снова жизнь идет своимчередом.

И как-то раз, чисто случайно, мы с Тайлером повстречались.

Было время отпуска.

Ты просыпаешься в Эл-Эй-Экс.

Снова.

Я познакомился с Тайлером так. Пошел на нудистский пляж. Былсамый конец лета, и я уснул. Тайлер был гол и покрыт потом, усыпан песком, еговлажные спутанные волосы падали на лицо.

Тайлер был здесь задолго до моего прихода.

Тайлер вылавливал бревна, принесенные в залив водой, ивытаскивал их на пляж. Он уже воткнул несколько штук полукругом в мокрый песокна расстоянии нескольких дюймов друг от друга до высоты своих глаз. Пока стоялочетыре бревна, а когда я проснулся, — увидел Тайлера с пятым, которое онвытащил. Тайлер вырыл яму в песке у одного конца бревна, потом приподнял другойконец, чтобы бревно скользнуло в яму и стало в ней под небольшим углом Тыпросыпаешься на пляже.

Кроме нас с Тайлером здесь никого нет.

Палкой Тайлер очертил линию на песке в нескольких футахнеподалеку. Потом вернулся и подровнял бревно, утоптав песок у его основания.

Никто не смотрел на него, кроме меня.

Тайлер крикнул мне: «Который час, не знаешь?» Я всегда ношучасы.

— Который час, не знаешь?

Я спросил: «Где?»

— Прямо здесь, — ответил Тайлер. — Прямосейчас.

Было 4:06 пополудни.

Через некоторое время Тайлер уселся, скрестив ноги, в тениторчащих бревен. Спустя несколько минут поднялся, пошел купаться, когда вышел —натянул футболку и спортивные брюки, собрался уходить. Но я должен был узнать.

Мне было интересно, что это делал Тайлер, пока я спал.

Если можно проснуться в другом месте — нельзя ли проснутьсядругим человеком?

Я спросил Тайлера, — не художник ли он.

Тайлер пожал плечами и показал мне, что торчащие бревнаутолщаются к основанию. Тайлер показал мне линию, начерченную им на песке, ипродемонстрировал, как при ее помощи он подровнял тень, отбрасываемую каждым избревен.

Иногда просыпаешься, и приходится узнавать, где ты.

Творением Тайлера была тень гигантской руки. Правда, пальцыее теперь уже были длинны, как у графа вампиров Носферату, а большой палец сталслишком коротким, — но он сказал, что ровно в полпятого рука быласовершенством. Тайлер сидел на совершенной ладони, которую создал сам.

Ты просыпаешься, и ты нигде.

«Одной минуты достаточно», — сказал Тайлер, —«Ради нее приходится хорошо потрудиться, но минута совершенства того стоит.Один миг — это самое большее, что можно получить от совершенства».

Ты просыпаешься, и с тебя хватит.

Его звали Тайлер Дерден, и он работал киномехаником впрофсоюзе, и был официантом отеля в центре, и оставил мне номер телефона.

Так мы и встретились.

Сегодня вечером — снова привычные мозговые паразиты. В«Высшем и предначертанном» всегда полно народу. Это Питер. Это Элду. Это Марси.

«Привет».

Знакомства; поприветствуем, это Марла Сингер, сегодня она снами впервые.

«Привет, Марла».

В «Высшем и предначертанном» начинаем с разминочной речевки.Группа не называется «Паразитические мозговые паразиты». Ни от кого здесь неуслышишь слова «паразит». Каждый всегда идет на поправку. «О, эти новыемедикаменты!». У каждого поворотный момент в лечении. И все равно — все вокругокосевшие от пятидневной головной боли. Невольными слезами рыдает женщина. Укаждого на груди карточка с именем, и люди, которых встречаешь каждый вторник,подходят к тебе, с готовностью жмут руку, и переводят взгляд на эту карточку.

Надо же, какая встреча.

Никто не скажет «паразит». Все говорят — «агент».

Никто не скажет «лечение». Все говорят — «уход».

В разминочной речевке кто-нибудь скажет, что агент поразилего спинной мозг, и как после приступа у него отказала левая рука.Агент, — расскажет кто-то, — иссушил кору его головного мозга, итеперь мозг болтается у него в черепе, вызывая припадки.

В последний раз, когда я был здесь, женщина по имени Клоуиподелилась с нами своей единственной хорошей новостью. Клоуи встала на ноги,оттолкнувшись от деревянных поручней кресла, и сказала, что больше уже небоится смерти.

Сегодня вечером, после знакомства и разминочной речевки, комне подошла незнакомая девушка с карточкой «Гленда» на груди, и сказала, чтоона сестра Клоуи, и что в два часа ночи в прошлый вторник Клоуи наконец умерла.

О, это должно быть так сладко. Два года Клоуи проплакала вмоих руках во время объятий, а теперь она мертва, — мертва и в земле,мертва и в урне, мавзолее, колумбарии. О, это хороший пример того, как сегодняты мыслишь и гоняешь туда-сюда по стране, а назавтра ты — холодное удобрение,закуска для червей. Это восхитительное чудо смерти, и оно было бы так приятно, еслибы в мире не было этой вот.