Певица Перна - Энн Маккефри

Менолли поспешила выполнить поручение, насколько позволяли ее негнущиеся ступни. Она выбралась из кухни и по широкой лестнице поднялась на второй этаж. Красотка тихонько гудела ей в ухо, упрямо вторя мелодии сказания, которую звонко распевали ученики Брудегана. «Кажется, мастер Робинтон не рассердился, что файры подпевали хору, — размышляла Менолли. — А перед Брудеганом надо будет при случае обязательно извиниться. Я ведь не хотела помешать его занятиям — просто обрадовалась, что файры так успокоились, что даже захотели попеть».

Вот и вторая дверь направо. Менолли легонько постучала, потом еще раз, уже погромче, потом забарабанила так, что костяшки пальцев заныли.

— Входи, входи. И вот что, Сильвина… А, Менолли, ты-то мне как раз и нужна! — провозгласил Главный арфист, распахивая дверь. — Привет и тебе, гордая Красотка, — добавил он, ласково улыбаясь маленькой королеве, и она благосклонно чирикнула в ответ. Потом забрал у Менолли поднос. — Ох уж эта Сильвина — всегда угадывает все мои желания… Не откажи в любезности проверить мое яйцо — оно в соседней комнате, у очага. По-моему, оно еще больше затвердело. — В голосе Робинтона звучало явное беспокойство.

Менолли послушно направилась к двери, арфист последовал за ней. Проходя мимо письменного стола, он поставил на него поднос и налил себе кружку кла, а потом тоже прошел в соседнюю комнату, где в очаге горел огонь. Рядом стоял глиняный горшочек с яйцом.

Менолли открыла его и осторожно разгребла покрывавший яйцо песок. И правда, сейчас оно тверже, чем вчера вечером, когда она вручала его Робинтону в Вейре Бенден… правда, совсем ненамного..

— Все в порядке, мастер Робинтон, — сказала девочка, поглаживая руками горшочек, — песок достаточно теплый. — Она снова засыпала яйцо сверху и поднялась. — Когда мы два дня назад доставили кладку в Бенден, Госпожа Лесса сказала, что они должны проклюнуться через семь дней, так что у нас осталось еще пять.

Арфист вздохнул с преувеличенным облегчением.

— А теперь скажи, Менолли, как ты спала? Хорошо ли отдохнула? Ты давно на ногах?

— Да, уже довольно давно.

Робинтон расхохотался, и только тогда Менолли поняла, что ее ответ прозвучал весьма кисло.

— Ты хочешь сказать, достаточно давно для того, чтобы переполошить уйму народа? А заметила ли ты, дитя мое, что во второй раз хор звучал совсем иначе? Твои файры вызвали школяров на состязание. А то, что Брудеган ворчал, так это просто от неожиданности. Скажи, они могут сразу, без подготовки, импровизировать любую мелодию?

— Я и сама толком не знаю, мастер Робинтон.

— Похоже, ты еще не совсем освоилась, юная Менолли? — на этот раз Главный арфист имел в виду вовсе не способности файров. В его голосе и взгляде было такое участие, такое понимание, что у девочки слезы навернулись на глаза.

— Просто я не хотела бы никому докучать…

— Позволь мне возразить тебе и по сути, и по форме… — Он вздохнул.

— Впрочем, ты слишком молода, чтобы оценить пользу от такой докуки, хотя то, что звучание хора весьма улучшилось, говорит в мою пользу. Однако, время сейчас слишком раннее для философских диспутов. Он проводил ее обратно в первую комнату. Менолли она показалась самым захламленным помещением, которое ей доводилось видать, особенно по сравнению с опрятной спальней мастера. Правда, музыкальные инструменты были аккуратно развешаны по стенам и разложены по полкам, зато груды исписанных листов кожи, чертежей, рисунков, каменных и восковых дощечек сплошь покрывали все горизонтальные поверхности, налезали на стены, громоздились в углах. На одной стене висела мастерски исполненная карта Перна; на полях ее были приколоты маленькие чертежи всех главных холдов и цехов. Длинный, усыпанный мелким песком письменный стол сплошь испещряли нотные записи, некоторые были бережно прикрыты стеклами, чтобы случайно не стерлись. Арфист установил поднос на центральное возвышение, делившее письменный стол на две половины. Теперь он подвинул его поближе к себе, предварительно подложив деревянную плашку, и принялся за еду. Намазав толстый ломоть хлеба мягким сыром, он взялся за ложку, собираясь отведать каши, и жестом предложил Менолли сесть на стул.

— Имей в виду, Менолли, что мы с тобой живем в эпоху перемен и преобразований, — заявил он, умудряясь одновременно есть и говорить, при этом не чавкая и не глотая слова. — И тебе, похоже, придется сыграть их переменах не последнюю роль. Вчера я, можно сказать, силком притащил тебя сюда, в Цех арфистов. Не спорь — так оно и было! Но только потому, что знал: твое место — здесь. И для начала, — он на миг замолк, чтобы отхлебнуть кла, — мы должны выяснить, насколько хорошо Петирон обучил тебя основам нашего искусства и в каком направлении тебе предстоит совершенствовать свое мастерство. И еще, — он указал глазами на ее левую руку, — что можно сделать, чтобы уменьшить неприятные последствия увечья. Я все же хочу слышать, как ты сама играешь свои песни. — Робинтон не сводил глаз с ее сложенных на коленях рук, и Менолли, спохватившись, поняла, что все это время бессознательно потирала левую ладонь. — Мастер Олдайв сделает все, что в его силах.

— Сильвина сказала, что сегодня он меня посмотрит.

— Скоро ты у нас снова заиграешь, и не только на свирели. Ты нам нужна, Менолли: ведь ты можешь сочинять отличные песни — вроде той, что прислал мне Петирон и тех, которые Эльгион откопал среди нот в Полукруглом. Впрочем, наверное, я должен тебе объяснить… — проговорил он со смущенным видом, ероша волосы на затылке.

Менолли несказанно удивилась: — Объяснить… что объяснить?

— Скажи, ты ведь, наверное, еще не закончила работать над той песней про королеву файров?

— Я… нет, не закончила… — Менолли совсем растерялась: она никак не могла взять в толк, к чему клонит Главный арфист. И вообще, с какой стати он должен ей что-то объяснять? Что касается песни, то она только вчера вечером набросала эту мелодию. И тут ей пришло в голову, что Робинтон говорит о ее песенке так как будто всем арфистам она хорошо известна. — Неужели Эльгион послал ее вам?

— Откуда же еще, по-твоему, я мог ее узнать? Мы столько времени не могли тебя найти! — В голосе арфиста звучала явная досада. — Как подумаю, что ты жила одна в пещере, с больной рукой, что тебе не позволяли закончить эту прелестную мелодию… Вот и пришлось мне сделать это за тебя.

Он встал и, порывшись в груде восковых дощечек, сваленных под окном, извлек одну и вручил Менолли.

Она покорно уставилась на покрывавшие дощечку нотные значки. Ноты казались знакомыми, но девочка никак не могла сосредоточиться и прочитать мелодию.

— Мне просто позарез нужна была песенка про файров. я уверен, что они еще сыграют важную роль, хотя никто этого пока не понимает. И твоя мелодия… — он со значением постучал пальцем по твердому воску, — оказалась именно тем, о чем я мечтал. Я всего лишь подчистил в ней некоторые огрехи да слегка подсократил эту трогательную историю. Ты наверняка и сама сделала бы это, представься тебе случай поработать над ней подольше. Я не стал трогать общий мелодический строй — иначе песня утратила бы свое очарование… Что с тобой, Менолли?