Красный Дракон - Томас Харрис

На свой этаж Грэхем поднимался вместе с двумя участниками конференции. На лацканах их пиджаков выделялись значки с фамилиями и приветствием «Хай!». Они держались за перила и обозревали вестибюль из поднимавшейся стеклянной клетки.

— Смотри-ка, вон за конторкой Вилма, — заметил тот, что повыше, — надо же, и эти тут, как тут. А хорошо бы трахнуть ее.

— Да, чтобы она хорошенько подрыгала ногами, — отозвался второй.

Явная похоть звучала в их голосах. Похоть и желание отмочить что-нибудь эдакое.

— А знаешь, зачем женщине ноги?

— Зачем?

— Чтобы она не оставляла след, как улитка.

Двери лифта открылись.

— Это наш? — спросил высокий и сам себе ответил: — Наш.

Выходя из лифта, он задел о стенку.

Очутившись в номере, Грэхем положил папку на столик у кровати, но потом решил убрать ее с глаз долой, в ящик.

Хватит с него на сегодня трупов. Звонить Молли еще слишком рано.

Совещание в полицейском управлении Атланты было назначено на восемь утра. Похвастаться там ему будет нечем.

Он попытался заснуть. Мозг его напоминал хранилище противоречивых, порой взаимоисключающих выводов. Ощущая этакую опустошенность, он взял с полки в ванной стаканчик, налил в него виски ровно на два пальца и залпом выпил. И снова лег. Его давила тьма. Он опять встал, включил свет в ванной комнате и представил себе, что там Молли, которая расчесывает волосы перед сном.

В ушах звучали строки из протокола вскрытия, произнесенные его собственным голосом, хотя он помнил, что не читал его вслух. «Кишечник заполнен… В нижней части правой голени следы талька… Глазное яблоко повреждено вследствие ранения осколком стекла…» Грэхем заставил себя вызвать в памяти шум прибоя, накатывающегося на песчаную отмель. Стал всерьез разрабатывать конструкцию водяных часов, которые мастерил вместе с Уилли.

Шепотом спел «Виски Ривер», потом вспомнил и пропел полушепотом «Блэк маунтин рэг». Музыку сочинила Молли.

Док Уотсон прилично вел свою партию на гитаре, но в одном месте, где вступает скрипка, как обычно сфальшивил. Молли принялась учить его забавному деревенскому танцу с прихлопами и притопами… Наконец он забылся.

Проснулся через час весь в поту. Ноги свело судорогой. Вторая подушка вздыбилась горбом на фоне освещенного прямоугольника двери в ванную. Ему вдруг почудилось, что это миссис Лидс, окровавленная, с разбитым лицом скорчилась на постели рядом с ним. Осколки зеркал торчат из пустых глазниц, струйки крови на висках точно оправа очков. Он никак не мог заставить себя повернуть голову и взглянуть на нее в упор. Где-то внутри него выла пожарная сирена. Он протянул руку и коснулся сухой простыни.

Преодолев оцепенение, он почувствовал себя гораздо лучше.

Но сердце все еще бешено колотилось. Он встал, надел сухую майку, влажную бросил в раковину. Простыня под ним тоже стала мокрой от пота, но перелечь на другую сторону постели он все же не решился. Постелил сухое махровое полотенце и улегся на него. Так и дождался утра, лежа на полотенце со стаканом виски в руке. Добрую треть стакана он выпил.

Пытаясь остановить лихорадочную гонку мыслей, Грэхем цеплялся за любой посторонний образ. За все, что угодно, лишь бы не думать об убийстве. Взять хотя бы аптеку, в которой он купил буфферин. Это было единственное событие за весь день, не имеющее отношения к преступлению.

Он предпочитал аптеки своего детства, где еще продавалась газировка. Мальчишкой, заходя в аптеку, он ощущал атмосферу чего-то таинственного и постыдного. Сразу же хотелось думать только о презервативах. Может, все дело было в особых витринах с этим товаром, к которым все время возвращался взгляд. Там, где он сегодня покупал таблетки, противозачаточные средства в ярких, наглядно проиллюстрированных упаковках демонстрировались на застекленной полочке позади кассы, точно экспонаты на выставке. Эти современные заведения не сравнить с прежними. В аптеках, которые он помнил с детства, продавалось огромное множество всякой всячины. Грэхему было под сорок, и он начинал ощущать на себе груз прошлого. Прошлое тянулось за ним, словно тяжеленный якорь в штормовую погоду.

Ни с того, ни с сего возник в памяти старина Смут. Он сбивал коктейли и был по совместительству чем-то вроде управляющего у владельца местной аптеки. Грэхем тогда еще ходил в школу. Смут выпивал на работе, забывал в солнечные дни опускать тент над витриной, и шоколад за стеклом вечно таял. Однажды он не выключил кофейник, и в аптеке начался пожар. Детям он продавал мороженое в кредит. Главным из его прегрешений было следующее: в отсутствие хозяина он заказал у поставщика пятьдесят кукол. Возвратившийся из отпуска хозяин, выставил Смута на неделю с работы, а в аптеке устроили грандиозную распродажу. Все пятьдесят кукол были усажены полукругом в витрине. Пятьдесят пар круглых фарфоровых глаз рассматривали прохожих, проявлявших незаурядный интерес к этому зрелищу. Глаза у кукол были круглыми и все василькового цвета. Грэхем специально ходил смотреть витрину. Куклы есть куклы, понятное дело, но, как ни странно, он ощущал на себе их пристальные немигающие взгляды. Слишком уж необычное зрелище являла собой эта компания фарфоровых кукол на тесном пятачке витрины.

Грэхем понемногу начал успокаиваться. Куклы с витрины его детства не отрывали от него своих взоров. Он поднес к губам стакан, сделал глоток и поперхнулся, пролив виски себе на грудь. Потянулся к выключателю лампы на тумбочке, достал папку с документами. Вот они, протоколы вскрытия детей, план супружеской спальни, на котором помечены следы крови. Он разложил бумаги на постели.

Итак, на стене остались три пятна.

Под каждым на ковре размазан кровавый след. Если посадить детей по росту… Брат, сестра, старший брат… Сходится. Все сходится.

Значит, он посадил их в ряд у стены. Лицом к постели родителей. У него были зрители. Мертвые зрители. И еще сам Лидс. Он привязал мертвого Лидса к изголовью кровати веревкой, удерживая тело в сидячем положении. Вот откуда пятно над изголовьем.

Но какое зрелище должны были наблюдать мертвые зрители? Ведь они не могли ничего видеть. О, перед широко открытыми глазами убитых разворачивалось чудовищное действо, главными персонажами которого были преступник-маньяк и труп миссис Лидс. Зрители… Безумец должен был хорошо видеть их лица.

Зажигал ли он свечу? Если так, отблески огня трепетали на застывших лицах, придавая им сходство с живыми. Полиция не нашла ни огарков, ни следов воска. В следующий раз он, может быть, додумается и до этого…

Первая — тоненькая — связующая нить, образовавшаяся между ним и преступником, лезвием впилась в его плоть. Грэхем в раздумье пожевывал уголок простыни.

Но для чего ты потащил трупы на прежнее место? Почему не оставил в таком положении? Он задавал себе этот вопрос снова и снова. А вот почему: ты скрываешь нечто постыдное, то, что я не должен знать о тебе.