Царь нигилистов – 6 - Наталья Львовна Точильникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо сказать, что в обещанный месяц цеховой мастер Степан Доронин не уложился и приглашение на примерку прислал только в ноябре. Но Саша был занят воскресными школами.
Военный портной Каплун Абрам Енохович протормозил по сравнению с конкурентом только на две недели и пригласил на примерку в начале декабря, когда заболел Никола, и Саше было совершенно не до того.
Начали с Абрама Еноховича. Мундир, похоже, был близок к готовности, портной только мудрил с булавками и мелом, чтобы окончательно подогнать его по фигуре.
— К Рождеству будет? — поинтересовался Саша.
— Будет! — героически пообещал Каплун.
Анна Фёдоровна смотрела с изрядной долей скепсиса.
Работа у Степана Яковлевича была на том же этапе, впрочем, это Саша вовремя не дошёл. Над подвальчиком теперь красовалась вывеска: «Доронин Степан Яковлевич. Военный портной». Качество конечного продукта оценить было также сложно, как у ашкеназского конкурента.
— Будет к Рождеству? — спросил Саша.
— Не извольте беспокоиться, Ваше Императорское Высочество! — ответил портной.
Собственно, на Рождественские праздники планировались многочисленные детские балы и, судя по числу приглашений, Саша понял, что не отвертится.
Во вторник к Саше зашёл лично Адлерберг и доложил, что Склифосовскому комнату предложили, но тот отказался. Саша задумался, стоит ли к нему ехать. Для начала написал записку: «Если вам так удобнее, не смею ограничивать вашу свободу, Николай Васильевич. Но если это из-за надуманного чувства вины, то это прискорбно. Между прочим, от Зимнего до Первого кадетского корпуса рукой подать».
«Я благодарен за предложение, Ваше Императорское Высочество, — ответил Склифосовский, — но сочту себя вправе им воспользоваться только, когда Якову Ивановичу станет лучше».
В среду Никса принёс весть о какой-то статье некоего Безобразова, которую везде обсуждают и упоминали даже на Госсовете. Статья, как выяснилась называлась «Аристократия и интересы дворянства» и публиковалась в «Русском вестнике». В ноябре — заключительная часть.
— Говорят, что так можно было писать в Англии во времена короля Иоанна перед истребованием от него великой хартии, — сказал Никса.
— Бедный Безобразов, — вздохнул Саша. — Его разве ещё не сослали?
— Это не тот Безобразов, который написал адрес папа́, — объяснил Никса. — Это Владимир Павлович Безобразов, экономист, редактор журнала Министерства государственных имуществ и член комиссии при Министерстве финансов.
— А что за комиссия?
— О земских банках и улучшении системы податей и сборов.
— Понятно, — кивнул Саша. — Честно говоря, Великая хартия вольностей давно назрела.
— Ты соскучился по гауптвахте?
— А неплохо было бы откосить от рождественских балов…
— Не надейся! — хмыкнул Никса.
Статью Саша нашёл и изучил, ибо надо же знать, от чего народ так возбудился.
Все гражданские свободы там упоминались в положительном контексте. Автору явно нравились права и не нравились привилегии. Вместо парламента Безобразов использовал термин «самоуправление» и считал, что люди, которые в этом самом самоуправлении участвуют должны быть экономически независимы, а дворянство должно превратиться из касты в государственное сословие.
Самое прикольное, что «Русский вестник» выходил под редакцией будущего ретрограда Каткова.
Саша подумал, что хроноаборигенам мало надо.
Зато было что обсудить с Кропоткиным, которого в пятницу вечером Саша пригласил к себе на чай.
Петя тут же заметил на письменном столе «Русский вестник» с густо торчащими из него закладками.
— Статья Безобразова? — поинтересовался он.
— Конечно, — кивнул Саша. — Честно говоря, не вполне понимаю, от чего весь сыр-бор. Автор совершенно ничего нового не написал.
Они сели за чайный столик, и Саша налил другу чай.
— Мне уже мой старший брат разобрал в письме одну за другой все четыре части, — сказал Кропоткин. — Безобразов ратует за отмену привилегий дворянства, самоуправление вместо бюрократии и юридическое государство вместо полицейского.
— «Юридическое государство» — отличный термин, конечно, — заметил Саша. — Вместо «верховенства закона». Подписываюсь под каждым словом. Единственно, с чем можно поспорить, это с тем, что парламентариям не нужно платить. Тогда у нас там будут одни рантье, потому что даже промышленнику или землевладельцу надо своими делами управлять, а это время. И, если заседать в парламенте, ему надо кому-то передавать управление, то есть становиться рантье. А рантье не самый компетентный человек в госуправлении, ибо ничего не делает.
— А если парламентариям платить, они будут зависимы от государства, — сказал Кропоткин.
— Это верно. И в этом большая опасность скатывания к диктатуре. Особенно, в незрелых демократиях. А если им не платить, их скупят частные лица. И в этом большая опасность приватизации государства.
— Не всякого можно купить, — поморщился Кропоткин.
— Не сомневаюсь, что тебя нельзя. Но ты уникален.
Кропоткин усмехнулся.
— Безобразов, кстати, понимает проблему, — продолжил Саша. — Он понимает, что нельзя опираться на людей, готовых идти в тюрьмы и ссылки ради убеждений. Неподкупных мало. Помещика, не купишь за две копейки (если это, конечно, не Плюшкин), а за дворец в Ницце почему нет?
— Всё-таки ты — циник, — припечатал Петя.
— Я реалист, — возразил Саша. — И понимаю, что так называемая «состоятельность» ни от чего не спасает. Поэтому и имущественных цензов быть не должно. Поскольку у людей небогатых есть не только таланты, что признаёт Безобразов, но и свои интересы.
— Он ничего не говорит о цензах, — заметил Кропоткин. — Наоборот, считает, что не должно быть искусственных препятствий.
— Да, мутная статья. Если бы у нас планировались выборы в парламент, её можно было бы рассматривать, как агитационную: «Голосуйте за богатых! Только они могут быть независимы!» Но так как выборов в ближайшей перспективе не видно, равно, как и парламента — о чём вообще речь?
— Он не говорит: «парламент».
— Угу! «Самоуправление». Отличный эвфемизм. Можно ещё сказать: «административно-хозяйственное управление». От одного предводителя дворянства такое слышал. Вообще, мне жаль цензора, который это пропустил. Не моя конституция, конечно. Но она и ходит в списках.
— Кстати о цензуре! — вспомнил Кропоткин. — Я твою книгу прочитал.
Речь шла о черновике «Мира через 150 лет», который Саша всучил другу ещё в ноябре, но всё не было времени встретиться.
— Думаешь не пропустят? — спросил Саша.
— Разве что с пустыми страницами, — улыбнулся Кропоткин.
— А как оно вообще?
— Фантастика!
— Что самое удивительное? — поинтересовался Саша.
— «Освоение космоса».
— А! Сказал Саша. Я тебе картинки покажу. Будущий академик Крамской нарисовал мне суперские иллюстрации.
— Точно будущий академик?
— Абсолютно! Достаточно посмотреть на его рисунки. Вон, кстати, на стене: «Москва-сити».
«Москва-сити» в рамочке висела над письменным столом. Кропоткин даже встал с места и подошёл, чтобы посмотреть поближе.
— Маленькая чёрная штука на фоне заката — это вертолёт, — объяснил Саша.
— Я помню про вертолёты, — кивнул Кропоткин. — Они у тебя в книге есть.
— Туристов катают, — продолжил Саша. — Можно посмотреть на Москву с высоты птичьего полёта. Дорого, правда.
— Ты что катался? — усмехнулся Петя.
— Не-а. Чего зря деньги мотать!