Компаньонка - Лора Бигелоу

В темноте наметился рассвет. Серенький и нудный, все равно ничего не разглядеть. Проклятый поезд уехал наконец-то и гудит где-то вдали, его все еще слышно, но уже совсем чуть-чуть. Грейс пытается разглядеть в сером рассвете хоть что-то, но сил почему-то нет, и тогда она со вздохом стискивает веки покрепче, чтобы пришла тьма.

Вместе с тьмой приходит четкий и яркий образ Дэвида Стила. Фу, гадость! Тонкие губы презрительно сжаты, в холодных глазах сквозит презрение. И брови эти дурацкие…

Тьма.

Глаза удалось открыть. Лучше бы она этого не делала. Потому что теперь вовсе непонятно, что происходит.

Белый потолок. Белый, белый, белый. На нем какая-то белая роза с развернутыми лепестками, а из розы — лампочки. И они горят, горят так ярко, что в мозгу вспыхивают зеленые искры боли, и тогда Грейс кричит, отчаянно и пронзительно, словно ее собираются убивать… Потом наступает тьма…

— Доктор, она поправится?

— Что? Разумеется, милая. Очень сильное сотрясение мозга, но переломов, слава богу, нет. Шутка ли — такое падение.

— Боже, Боже, Боже! Мадонна, за что?!

— Не волнуйтесь вы так.

— Она стонала! Так тихо…

— Что вы хотите, неделя в беспамятстве. Свет, видимо, оказался слишком ярок.

— Да она едва глаза приоткрыла!

— А вы сами представьте — неделю в полной темноте и сразу на свет? Тут любой закричит. Не волнуйтесь. Все пойдет на лад. У нас отличная клиника.

— О да! И дорогая!

— Мистер Стил прекрасно понимает важность здравоохранения.

— Бедная, бедная моя Грейси, лежишь и ничего не знаешь, а ведь вокруг тебя такая красотища…

— Все, мисс Манзани. На сегодня достаточно. Она устала, пусть спит.

Тьма.

Отзвенели по насту копыта оленя Санты, выпал и растаял снег, один год сменился другим — одним словом, с момента бурного завершения рождественской вечеринки в «Стиллберд Компани» минуло десять дней, и только на одиннадцатый Грейси Колмен открыла глаза, не боясь больше яркого света, и даже смогла — при помощи тетки в хрустящем белом халате — слегка приподняться на подушках. В голове при этом заухало и загукало, но боли особой не было, головокружения тоже, так что попытка могла быть сочтена удачной.

Грейс осторожно водила головой из стороны в сторону, искренне надеясь, что сейчас кто-нибудь ей хоть что-нибудь разъяснит.

Она находилась в большой, элегантно обставленной комнате. Потолок — его Грейс узнала и обрадовалась, как родному, — был ослепительно бел и высок, посередине помещалась изящная люстра в виде серебристых капель, как бы вытекающих из гипсовых белоснежных бутонов. Стены были приятного фисташкового цвета, кое-где на них были развешаны гравюры. Кровать Грейс занимала большую часть комнаты, однако на оставшейся части поместились декоративный камин, журнальный столик, два кресла, прикроватная тумбочка, а в одной из стен находился встроенный шкаф. Пол устилал ковер чуть более интенсивного оттенка, чем стены. В целом обстановка была безликой, но богатой — пожалуй, так мог бы быть обставлен дорогой отель.

Грейс осторожно потерла висок. Дело в том, что отеля никакого не было в ее памяти, да и быть не могло. Она отлично помнила вечеринку, помнила собственное платье, помнила и то, что вечеринка должна была состояться в пятницу вечером, а в выходные планировался визит к маме… Нет, решительно никакого отеля!

Грейс беспомощно оглянулась в поисках хрустящей тетки.

Сиделка возникла как бы ниоткуда и заворковала профессионально нежным голосом, наподобие влюбленного голубя — или, соблюдая половую принадлежность, влюбленной горлицы.

— А вот мы и пришли в себя, вот мы и начали поправляться! И очень хорошо, очень славно, теперь дело пойдет на лад, обязательно пойдет, и скоро мы будем совсем здоровы, и тогда к нам будут ходить в гости разные леди и джентльмены…

— Простите… где я нахожусь?

— Это, миленькая, частная клиника «Гортензия». Отделение неврологии. Мы тут лежим.

— Мы… Простите меня, я все еще не совсем…

— Еще бы совсем! После такого-то падения. Тут все прямо диву давались, до чего ж вам повезло. Ведь с этакой высоты свалиться — и отделаться только сотрясением, не иначе боги вас берегут, мисс.

— Я упала. Да, да… я вспоминаю…

— Ох, только вы поаккуратнее, мисс, с воспоминаниями, а то доктор Лежен мне голову оторвет, даром, что он эти головы только лечит.

— Доктор Лежен? Он француз?

— Истинный свет, милая. Лягушатник, прости меня, Господи! Но уж до того ученый — страсть. Вас привезли посередь ночи, он явился из дому, только глянул — и сразу успокоил вашего. Сотрясение, говорит, сильный шок, но ничего серьезного.

— Моего… кого?

— Ну как же, мисс. Вы ведь с мистером Стилом прибыли. То есть он вас на руках принес.

Грейс вжалась спиной в подушки и прикрыла глаза. Этот шок оказался похлеще того, первого. И поспособствовал восстановлению утраченных кусков собственной биографии.

Дэвид Стил. Компания «Стиллберд Компани». Рождественская вечеринка.

Сине-зеленое платье. Танцы. Тетушка босса Кларисса.

Туалет на этаже начальства. Удивительное предложение Клариссы Стил. Ее тревога, что их хватятся.

Служебная лестница. Несущиеся в лицо ступени. Удар в затылок.

И кошмарное ощущение, что на тебя надвигается снежная лавина.

Кларисса Стил упала на нее сверху. Потом была тьма.

Грейс зажмурилась еще сильнее. Некстати заработавший мозг без труда восстановил картину произошедшего.

Она помогла Клариссе Стил избежать неминуемой гибели либо очень серьезной травмы. Подхватила ее, не удержавшись сама. Потеряла сознание от сильного удара головой. Потом Кларисса, наверное, подняла тревогу, примчались сослуживцы, разумеется, и Дэвид Стил тоже. О, он наверняка беспокоился не о Грейс, а о собственной тетке, но это уже неважно.

Дэвид Стил на руках принес ее, Грейси Колмен, в частную клинику. Это с ума можно сойти!

Грейс открыла глаза, еще раз осмотрелась. Теперь ее внимание привлекли цветы. Странно, что она сразу не обратила на них внимания.

Цветы на самом деле были повсюду. На журнальном столике, на каминной полке, на прикроватной тумбочке и на подоконнике. Грейс счастливо улыбнулась. Стоило попасть в больницу, истинный Бог! Ей за всю жизнь не дарили такого количества цветов. Интересно угадать, от кого какие?

Разноцветные герберы на каминной полке — наверняка от Клары. Итальянка обожала эти разноцветные ромашки, покупала их не меньше пяти штук, все разного цвета, и утверждала, что с ними не страшна даже полярная ночь.