Горечь рассвета - Лина Манило

Если не кривить душой, то Айс действительно был в нашем крысятнике авторитетной фигурой. Ой, простите-извините, в элитном отряде.

А если быть до конца откровенной, Айс и мне нравился. Не скажу, что прямо вечная любовь и бравурные марши в душе́, но нравился. А как он мог не нравиться, если высок, умён и блондинист до платиновости? Таких парней не часто встретишь — во всяком случае, не в моей реальности. Да, я любила и до сих пор люблю Айса, но не согласна ползать за ним на коленях, высунув язык и трясясь от восторга, как почти все девушки в нашем хламовнике. Ой, простите, опять забыла. Элитном, мать его, отряде — постоянно забываю, что после того, как Генерал пригрел нас, мы больше были не помоечными крысами, а очень даже элитными бойцами. Только сути это не меняет, как не называй.

Надо, наверное, рассказать, как я в этот самый отряд попала (читай "вляпалась"). Время пока есть, до утра далеко. Почему-то у меня такое чувство, что именно на рассвете, под первыми солнечными лучами стану вновь беззащитной перед Генералом. И тогда точно сдохну. Второй раз он не даст мне уйти. Ведь на этот раз со мной нет Айса. Но об этом потом, сейчас лучше просто рассказывать, чтобы не сойти с ума от ужаса и тоски.

Итак.

Мне было немногим больше недели, когда солнечным апрельским утром молодая монашка вышла за порог Монастыря св. Елены, с целью выбросить мусор в ближайшие контейнеры. Сестра Доминика была скромной барышней, глаз на прохожих не поднимала и, неся осторожно и смиренно мусорный пакет, наткнулась на странную коробку. Коробка шевелилась и пищала. Ну, само собой, коробка пищать и шевелиться не умеет, значит, в ней что-то лежит. Или кто-то. Котёнок там лежал или зайчик-барабанщик на батарейках сестра Доминика не поняла и, не справившись с любопытством, приоткрыла коробку. Любопытство — грех страшный, но сестра не так давно прошла постриг, поэтому кое-какие мирские привычки и недостатки до конца молитвами истребить не смогла, хотя очень старалась. Опустившись перед находкой на колени и заглянув внутрь одним глазком, Доминика вскрикнула, и чуть было не грохнулась в обморок. От постыдного падения рядом с мусорными баками сестру уберёг, как она потом утверждала не раз, божественный свет, озаривший лежащего в грязной коробке обкаканного и весьма сердитого младенца.

Совершенно нетрудно догадаться, что этим младенцем была я.

Сестра Доминика сначала искренне обрадовалась находке. Слыханное ли дело? Спасти младенчика от верной гибели! Не каждой выпадет такой шанс в жизни. Да за такое милосердный Боженька закроет глаза почти на все прошлые прегрешения — даже на те, на которые совсем закрывать глаза нельзя. Доминика возложила на меня большие надежды. Не иначе как душеспасительницей назначила. А я вот как-то не оправдала её ожиданий — по части спасения душ была совсем неопытная и даже вовсе профнепригодная.

Ну а что можно ожидать от человека, которого выбросили на помойку? Уж явно не того, что из него прольется свет на страждущие души. Сам факт моего существования не гарантировал даже излечения от геморроя, не говоря уж о душе.

И как-то очень быстро монахини во мне разочаровались. Хотя я вот думаю, что если человек не нужен был даже собственным родителям, разве можно надеяться, что другие найдут повод полюбить его? И в итоге я всем быстро разонравилась, даже нашедшей меня сестре Доминике, ведь постоянно чего-то требовала. То кушать, то спать, то гулять, а то, Господи Иисусе, на ручки. Это отвлекало благочестивых Христовых невест от праведных мыслей и добрых поступков. Они любили сирот, но только тех, которые совершенно ничего им не стоили, и о которых можно было заботиться лишь периодически, не сильно себя чем-то обременяя. Те, другие сироты — не такие, как я. Они лишены гордыни, кротки и рады любой ерунде, ведь главное для них — внимание. Сёстры навещали разные приюты по всей стране, даря любовь и улыбки всем страждущим. Только если бы кто спросил моего мнения, делали они это только потому, что так нужно и потому, что их снедала гордыня. Маленькие — опекаемые кем-то другим — сиротки ведь так прекрасны. Что же касается меня, то я скорее была камнем на их прекрасных душах. Забота изнуряла праведниц не хуже поста.

Не трудно догадаться, что в скором времени я оказалась вдали от монастырских врат, в доме, больше похожем на тюрьму, чем на приют, пригодный для детских жизней. Мне, собственно говоря, было всё равно, где жить. Хотелось только одного: чтобы меня оставили в покое и перестали читать морали. Монашки ведь по части морализаторства преуспели, как никто другой.

В приюте мне, в конце концов, всё-таки понравилось. Там было довольно спокойно, временами тихо. Но самое главное: была еда и несколько метров личного пространства, включающее железную кровать и тумбочку, в которой можно хранить всякую чепуху. Но это была моя личная чепуха! Никто кроме меня не имел права её трогать.

Я никогда не сбегала из приюта и, в сущности, была послушной. Училась так себе, но кого это волнует? В свободное время читала книги, пытаясь абстрагироваться от того безобразия, что иногда творилось вокруг.

Моя жизнь изменилась в тот самый миг, когда меня нашёл Генерал. Да, именно так. Нашёл. Мы не встретились случайно, не столкнулись лбами в коридоре. Не были друзьями по переписке. Он просто однажды вошёл в мою жизнь, чтобы она больше никогда не стала прежней. И даже если меня сейчас будут пытать на дыбе, попутно надевая испанский сапожок, я не смогу ответить, как он меня нашёл. Просто раньше Генерала не было, и вдруг появился. Как кролик из шляпы. Только он не был кроликом. И даже не фокусником. Кем-то намного более зловещим, хотя я так до конца и не разобралась, каким именно человеком был наш Генерал. И человеком ли?

И я оказалась в крысятнике, стала членом элитного супер-пупер отряда. Нам промывали мозги, рассказывая, какими новыми красками заиграет реальность после осуществления нами всего задуманного. Мы станем над миром и мир примет нас. Главное — делать всё в точности, как велит Генерал.

Мы были его глазами, ушами, языками и орудием. Силой, яростью и отчаянием. Надеждой и опорой. Мы были всем тем, чем ни один порядочный человек, которому есть что терять, быть не захочет даже в страшном сне. Но нам терять было нечего, и он это знал.

Мечтая о золотых горах, о мировом господстве и ещё чёрт знает о чём, мы стали тем, кем стали — мерзкими малолетними убийцами.

Никогда не верьте всему тому, что расскажет вам Айс.

Этот прогнивший изнутри подонок только и умеет, что вешать лапшу на уши — в словоблудии и лжи гадёныш явно преуспел.

С самого первого взгляда на его напыщенную, высокомерную рожу, заглянув в синие, словно покрытые льдом, прозрачные глаза, понял, что ничего хорошего появление Айса не принесёт. Знаете такое понятие, как «начало конца»? Вот в тот момент, как Айс переступил невидимую границу, отделяющую наш лесной лагерь от всего остального мира, всё начало рушиться. Теперь только время могло показать, как скоро наступит конец. И не прошло и года, как всё полетело в пропасть к чёртовой матери.