Серебряная Снежинка - Андрэ Нортон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И все же, дочь моя, и все же с самого изгнания я иногда думаю, что моя жизнь среди шунг-ню была не такой уж плохой. Как говорит поэт? «Взятый в плен шунг-ню, я тосковал по земле Хань. Теперь я вернулся в ханьские земли, но меня уже превратили в шунг-ню… Ханьское сердце и ханьский язык в теле шунг-ню. И теперь я думаю, что мне никогда снова не стать цельным».
— Когда попадаешь в чуждую цивилизацию, нужно приспособиться к чуждым обычаям, — процитировала Серебряная Снежинка высказывание из «Аналектов». Город Шаньань для нее будет так же чужд, как земли и юрты шунг-ню ее отцу; но она будет вести себя так же достойно. Хоть она и женщина, она наследница своего отца.
Чао Куан одобрительно кивнул. Свет лампы отразился от его мехового воротника, от зеленого пояса, упал на широкое знакомое лицо. Оно теперь словно купалось в свете.
— Возможно, ты тоже сумеешь так усвоить чуждые обычаи, что изгнание покажется тебе не столь уж тяжелым. Я буду молиться об этом предкам. Мое бесчестье означает, что я не могу выдать тебя замуж, как подобает твоему статусу. Тем не менее я всегда надеялся подобрать для тебя достойного супруга. Увы, дитя мое, я не могу не повиноваться этому приказу.
Серебряная Снежинка поклонилась. Если бы она была обручена, у нее не было бы этой возможности вернуть отцу честь.
Отец указал на сундук на краю освещенного про-С1ранства.
— Двадцать свертков шелка и двести унций золота… Так много? Дом станет нищим! Серебряная Снежинка вела хозяйственные записи, как должна делать старшая жена. Она ахнула и покраснела. Отец продолжал, как будто ничего не заметил:
— ., подготовлены для представления Мао Йеншу, когда приедешь. У тебя будут платья и драгоценности твоей матери, а также моей старшей жены. И еще вот это. — Чао Куан с трудом встал. Повинуясь его желанию — он не хотел, чтобы дочь видела его слабость, — Серебряная Снежинка смотрела в другую сторону, пока по стуку посоха не поняла, что он подошел ко второму таинственному сундуку, который она заметила.
По его знаку девушка встала и подошла. Крышка сундука открыта, и свет лампы сверкает на великолепных нефритовых плитах и золотой проволоке. Доспехи, включая капюшон для головы и сапоги. Серебряная Снежинка наклонилась, разглядывая нефрит. Цвета самых драгоценных камней, какие привозят в сердце земли Хань из земли Огня через Нефритовые Врата. Погребальный наряд, достойный самого Сына Неба!
— Внизу, под слоем шелка и золота, второй такой же, — сказал отец. — Они изготовлены давно, когда наши предки были принцами здесь, и должны были служить погребальными саванами. Увы, с тех пор мы низко пали; и самое глубокое и низкое падение — мое. Возможно, Сын Неба слышал, что мы обладаем таким сокровищем, а может, и не слышал. Но если тебе повезет завоевать его внимание, приказываю тебе подарить эти нефритовые доспехи ему. Он может захотеть сберечь один для себя, другой — для тебя; а может выбросить их на свалку; мне все равно.
На самом деле ему не все равно, подумала Серебряная Снежинка. Нефритовые доспехи — последнее великое сокровище его рода, и он передает его ей, как полководец вручает знамя младшему из своих воинов, чтобы испытать его в битве.
— Может быть, когда ты вручишь ему этот подарок, он вспомнит своего самого ничтожного, недостойного и покорного слугу, — сказал Чао Куан. У него перехватило горло, и он отвернулся.
И отец и дочь долго молчали. Серебряная Снежинка слышала со двора голоса и звон посуды. Должно быть, продолжается пир, который отец дает в честь чиновника, привезшего указ. Он оставил пир, чтобы поговорить с нею, хотя она всего лишь его дочь. Она наклонила голову, прислушиваясь, и отец кивнул.
— Действительно, мне пора вернуться к гостям, но на сердце у меня тяжело. Ибо, дочь, это наше прощание. Завтра на рассвете чиновник уезжает; ты должна будешь ехать с ним. Заберешь с собой дары и служанку; тебя будет сопровождать охрана. Иди с моим благословением… — Серебряная Снежинка опустилась на колени.
— Не думаю, чтобы жизнь обошлась с тобой слишком жестоко, — сказал отец и, хромая, вернулся на свои подушки. — Разве не сказано в «Аналектах»: любовь к учению — это почти мудрость? Я знаю: ты любишь учиться; во внутреннем дворе у тебя появится возможность научиться многому; здесь такой возможности нет.
По щекам Серебряной Снежинки потекли слезы, оставляя круглые пятна на шелке платья.
— Но я не смогу учиться у тебя, досточтимый отец, — прошептала она.
К ее изумлению, он, как и при первой встрече, протянул к ней руки. Мелкими торопливыми шажками она подбежала к нему; он обнял дочь и привлек к себе.
— Пусть предки улыбаются тебе, дочь моя, — сказал он. — Может, ты родишь сына, который сможет им поклоняться, и тогда наш род не закончится в бесчестье.
Он еще мгновение прижимал ее к себе, и она ощутила запах камфары, в которой хранятся соболя.
— А теперь я действительно должен вернуться к гостям, — сказал он. — Поздравляю тебя с успехом сегодняшней охоты. Особенно хорошо для последней охоты. — Как подобает последователю Конфуция, он говорил ровным голосом, пытаясь вернуть им обоим душевное спокойствие, которое так ценит Учитель.
Серебряная Снежинка высвободилась из объятий отца, сердито мигнула и приказала своим губам не дрожать.
— Увидимся утром во время твоего отъезда, — сказал отец. — Но настоящее наше прощание сейчас. Если будет время и возможность, приказываю тебе писать мне.
Она низко поклонилась, вслушиваясь в неровные шаги отца. Тяжело опираясь на посох, он спустился по ступенькам и вышел во двор, направляясь к пиршественному залу. Там пируют чиновник и его офицеры; завтра они увезут ее от единственной жизни, которая ей знакома.
Воздух в комнате проникнут ароматами сосны, миндаля и артемизии; ярко светит лампа. Девушка свернулась на подушках, на которых сидел отец, и заплакала. Она понимала, что впереди ее могут ждать великолепие и необыкновенная жизнь, но плакала так, словно всему миру не выплакать ее слезы.
Как дочь обесчещенного вельможи. Серебряная Снежинка никогда особенно не задумывалась, каким будет ее брак. Она знала, что отец не сможет выдать ее за равного. Поэтому она не может жаловаться, что уезжает из дома отца, что на ней не алое платье невесты, а дорожные меха поверх самого теплого платья, что ее усаживают в неудобную тесную двухколесную повозку, а не в носилки, увешанные колокольчиками и пестрыми лентами. Ее приданое — шелка и золото, окончательно обеднившие и так нищее имение отца, — уже погружены на телеги и на вьючных лошадей, чтобы начать далекое путешествие на юг, в столицу Шаньань.
Упакованы и платья, которые они с Ивой сшили сами или переделали из платьев матери и старшей жены отца. Среди шелков и величайшее сокровище, с помощью которого Чао Куан надеется смягчить сердце Сына Неба, — погребальные нефритовые доспехи, достойные только императора и его супруги.