Маги и мошенники - Елена Долгова

…Вот что уволенные, это все знали. Насчет почета – тут находились маловеры, ничего не понимающие в настоящих геройских подвигах…

Завсегдатаи обступили красного как свекла Ладера и нахально осклабившегося Лакомку, с нетерпением поджидая продолжения. Колбасник Шинцель в углу заказал телячьи почки и теперь отдавал дань продукту собственного изготовления, проданному кабатчице как раз накануне. Он уже подсчитал в уме, сколько заработает на каждом купленном Матушкой фунте потрохов. Словом, вечер обещал быть отменным, и ничего не обещало неприятных событий, которые как раз в это время собирались коварно нарушить правильный ход вещей.

Судьба стучится в двери по-разному. Иногда бравой рукой войны. Конечно, правой рукой, потому что левой руки у войны давно нет, этот рудимент сохранился исключительно у императорских интендантов. Порой – и куда чаще – судьба пользуется легкой рукой местного сборщика налогов, Лоренца Иеронимуса Нерона Роккенбергера. Но на этот раз судьба оставила утоптанные Госпожой Привычкой пути и призвала на помощь Его Величество Редкий Случай. После чего явилась нашим героям в образе Коломана Хаушки, по прозвищу Поросенок, каковое прозвище, не содержа в себе никакого поношения, лишь указывало на род занятий вышеупомянутого Хаушки, пастуха беконного стада.

Тщедушный повелитель нусбаумских хрюшек с трудом пробился в тесный круг, в центре которого герои меча как раз сходились в поединке разума.

– …была последняя шлюха!

– А твоя матушка не сгодилась даже в шлюхи.

Жаркий летний вечер не вполне располагал к драке, и появление Поросенка случилось кстати – как в подпиленные кости сыгралось. Ладер, задрав белесые брови и свирепо выпятив челюсть, уставился на пришельца. Лакомка, чернобородый верзила, ослабил пояс на немалом брюшке и потянулся к оставленной, но не забытой кружке.

– Ну чего тебе, Коломан?

– Старый Анцинус перекинулся!

Новость определенно вызывала интерес – Анцинусом звали ростовщика, в клиентах которого ходила добрая половине завсегдатаев кабака.

– Врешь!

– Не вру, хватил-таки удар старого ящера!

Гуляки подняли кружки, отметив событие, и вечер в трактире Матушки продолжился своим чередом.

Новопреставленный Анцинус к тому времени уже полностью утратил интерес к нусбаумским событиям, иначе непочтительная эпитафия Поросенка пришлась бы ему по вкусу. Во всяком случае, душеприказчик популярного ростовщика, местный знаток латыни и книг, обнаружил в доме покойного такое количество разрозненных ценностей, что образ дракона как-то сам собой сложился в изнуренных наукой, но все еще цепких мозгах ученого. Признаться, образ этот немало льстил Анцинусу Хрычу, который при жизни был щупл, мал ростом, кривоног и лыс.

Каждый дракон рано или поздно встречает своего рыцаря, чтобы гордо пасть, оставив груду золота, бриллиант величиной с кулак и выводок похищенных принцесс. Принцессы, все как одна, почему-то избегали угрюмой берлоги Хрыча, гранить бриллианты в Империи научились только спустя четыреста лет, но золота в монетах и браслетах все равно оставалось порядочно. А раз так – рыцарь не заставил себя долго ждать, и на горизонте, в пыли Терпихиного Тракта, вскоре замаячила долговязая фигура наследника Ящера.

По поводу наследника толково высказался Хайни Ладер, который первым заметил заморского сэра, споро подъезжающего на настоящем рыцарском коне:

– Ух ты! Благородный!

Сметка не изменила наемнику, наследник и не подумал селиться в Берлоге, имущество Ящера назначили к продаже. Сэр Персиваль Анцинус посчитал доход и объявил, заморски гнусавя, что сохранит лишь несколько «догогих сегцу геликвий» «незабвенного дьядьюшки». После чего, собственно, наша история и начинается по-настоящему…

* * *

Ночь выдалась замечательная. Оловянная луна, накануне как следует начищенная эльфами, светила вовсю, но недолго. Вскоре ее накрыла куча облаков. Возомнившая о себе куча раздулась до размеров горы, и запутавшееся светило окончательно потеряло возможность внести ясность в события, происходящие на земле. Северный ветер тщетно рвал облачную армию. Обнаглевшие тучи перестроились и решительно пошли в атаку, в результате чего заполночь полил дождь, достаточный для того, чтобы прогнать на сеновал влюбленную парочку, с вечера устроившуюся прямо под звездами. Господин Крот, единственный вассал на землях покойного сеньора Хрыча Анцинуса, прервал ночную охоту и укрылся в подземелье собственного замка, поскольку был самым обыкновенным кротом, обитавшим на грядах под окнами Берлоги. Кусты малины и крыжовника нахохлились, трусливо ожидая града.

Словом, час был глухой и неприветливый. Со всех сторон – хороший час. На гребне фигурного заборчика, что в меру скромных возможностей защищал палисадник Ящера от поползновений мальчишек, показалась сначала одна плотная Фигура, потом другая – еще немного поплотнее. Непочтительные сапожищи топтали резные завитушки, заборчик жалобно скрипел, но его жалоб никто не слушал. Таинственные Фигуры плюхнулись в палисадник, смяли мальвы, проложили путь сквозь ряды крыжовника и малинника, попрали ленные права крота, оскорбили действием клумбу с маргаритками и наконец очутились во внутреннем дворе Берлоги. Здесь Фигуры разом утратили таинственность и обернулись старыми знакомыми – Хайни Ладером и Рихардом Лакомкой.

– Мешок при тебе?

– А как же!

– Думаешь, чародей заплатит?

– Не заплатит – не отдадим. Вперед! И держи язык за зубами.

Возмущенно клацнул и разинул пасть разбитый замок, дверь конюшни тихонько заскрипела – и отворилась. Кобыла Хрыча, Розалия Анцинус, фыркнула, шлепнула жидким хвостом, и повернулась задом, демонстрируя негодяям сугубое презрение. Рыцарский конь сэра Персиваля глянул на широкую физиономию и могучие плечи Хайни – и промолчал.

– Где оно? Посвети, Лакомка!

В углу конюшни, там, где заезжий сэр поместил кое-какие «догогие сегцу» реликвии, шевельнулся мятый серый комок. Комок вздохнул, немного повозился, подрожал коротким пушистым хвостиком и выпустил на свет шею, увенчанную приплюснутой головой. Голова, с яблоко величиной, поднялась на два с лишним локтя над землей, и робко уставилась на Хайни чудесными карими глазами.

– Ух ты, Лакомка, глянь, ну и шея у этой птички!

Струс мигнул, надернул на глаза тоненькую белесую пленочку, щелкнул клювом, и церемонно поклонился.

– Как ты думаешь, откуда это чудо у Хрыча завелось?

– Странствующий рыцарь какой-нибудь в Сарацинии поймал, а в Нусбауме, пропившись, заложил.

Струс поднялся во весь рост, распрямил длинные ноги. Ноги оказались наподобие журавлиных, только потолще и…

– …а когти у него здоровенные.

– Зато крылья тощие. И не летучий он. Давай мешок!

Струс покорно топтался на месте, чуть склонив голову набок. Нежно подрагивали метелочки коротких крыльев.

– Хватай его и суй туда.