Путешествие Магеллана - Антонио Пигафетта

Магеллан был введен в заблуждение Франсишку Серраном, который в своих письмах с острова Тернате указывал, что Молуккские острова лежат на вдвое большем расстоянии от Малакки, чем это было в действительности.

Следует отметить, что весьма опытные испанские и португальские космографы допускали в то время значительно большие ошибки. Как известно, определения долгот в начале XVI столетия были крайне несовершенны. Погрешности в 45° встречаются у Колумба, а в 1540 г. при исчислении по данным лунного затмения долготы г. Мексико была допущена ошибка в 35°.

Итак, проект был принят, с Магелланом и Фалейру заключен был 22 марта 1518 г. договор. Истинная цель экспедиции в этом договоре указана не была, чтобы скрыть намерения испанской короны от Мануэля и его шпионов. Формулировка первого пункта договора была составлена поэтому весьма туманно: «Да отправитесь вы [Магеллан и Фалейру] в добрый час для открытий в части Моря-Океана, что находится в пределах наших рубежей и нашей демаркации…»

Более того, несколько ниже указывалось, что «означенные открытия вы должны делать так, чтобы никоим образом не открывать и не допускать иных дел в пределах рубежей и демаркации светлейшего короля Португалии, моего возлюбленного и дорогого дяди и брата, и не учинять ничего во вред ему и [действовать] лишь в пределах наших рубежей и нашей демаркации».

Магеллану и Фалейру жаловались титулы аделантадо (наместников) и правителей всех «земель и островов», которые будут открыты ими в этом плавании, с правом передачи должности своим сыновьям и законным наследникам. Им разрешалось получать двадцатую часть всех доходов с новооткрытых земель; в случае если будет открыто более шести островов, из числа земель, которые встретятся после открытия первых шести островов, Магеллан и Фалейру имеют право избрать два, с которых впредь позволяется им отчислять в свою пользу пятнадцатую долю всех доходов.

Одновременно король по рекомендации Фонсеки назначил в качестве контролера своего родственника Хуана де Картахену, который впоследствии станет организатором мятежа во флотилии Магеллана.

Снаряжение флотилии шло в Севилье, причем агенты португальского короля всячески препятствовали осуществлению замысла Магеллана. Португальский посол при испанском дворе Алвару да Кошта потратил немало усилий, чтобы сорвать подготовку экспедиции. Когда его тайные интриги и открытые протесты оказались безуспешными, португальскому представителю в Севилье Себастьяну Алваришу было поручено любым путем помешать отправке экспедиции.

Провокации, диверсии, покушения на жизнь Магеллана – все эти приемы пытается использовать Алвариш. В личном своем свидании с Магелланом он рисует перед ним тяготы предстоящего пути. «Я доказывал, – пишет Алвариш Мануэлю, – что лежащий перед ним путь таит не меньше страданий, чем колесо св. Екатерины, и что не в пример благоразумнее было бы ему возвратиться на родину, под сень Вашего благоволения и милостей, на каковые он смело может рассчитывать». Алваришу не удалось ни соблазнить Магеллана «монаршими милостями», ни запугать его. Между прочим, этот клеврет короля Мануэля привел Магеллану довод, с которым, казалось бы, нельзя было не считаться. Он намекнул, что вся власть, предоставленная договором и королевскими указами Магеллану, иллюзорна. Чиновники, назначенные на корабли короной, имеют-де секретные инструкции, «о которых Магеллан узнает, когда это будет уже поздно для спасения чести».

Алваришу не удается помешать выходу флотилии в море. Но кое-чего он все же добился: корабли увозят в своих трюмах гнилую муку, недоброкачественные продукты.

Борьба с португальскими шпионами, диверсантами и шептунами не исчерпывает трудностей, которые приходится переносить Магеллану при снаряжении экспедиции. Торговая палата закупает для Магеллана старые корабли, о которых тот же Алвариш доносил Мануэлю: «Они очень дряхлы и усеяны заплатами. Я осмотрел их и заверяю Ваше высочество, что не отважился бы плыть на них даже до Канарских островов». Немало хлопот доставило комплектование корабельных экипажей. Рука Алвариша чувствовалась во всем: в Севилье и в других андалузских портах распространялись слухи, крайне неблагоприятные и для экспедиции, и для ее руководителя. Фалейру отказался выйти в плавание в самый трудный момент подготовки флотилии к выходу в море.

Значительную помощь оказал Магеллану Кристоваль де Аро. В августе 1518 г. он взял на себя снаряжение и финансирование экспедиции при условии выделения ему значительной доли доходов предприятия.

Флотилия Магеллана, вышедшая из Санлукар-де-Баррамеда 20 сентября 1519 г., состояла из пяти кораблей – «Тринидада», «Сан-Антонио», «Консепсьона», «Виктории» и «Сантьяго» (подробное описание их дается в примеч. 8 к «Путешествию Магеллана»).

Раздоры в судовых командах начались еще до отправления в плавание и продолжались на всем протяжении его. Обиженные Магелланом королевские чиновники, капитаны и кормчие, затаившие по тем или иным причинам злобу на командира флотилии, человека железной воли и крутого нрава, искусно пользовались разноплеменностью экипажей.

Надо было обладать волевыми качествами Магеллана, чтобы довести до желанного конца труднейшее в истории мореплавания предприятие с такой разношерстной командой, во главе которой стояли (как это показал мятеж в бухте Сан-Хулиан и дезертирство Иштевана Гомиша) люди, которые ради достижения собственных выгод готовы были на любые предательства. Однако не следует думать, что на корабли Магеллана набран был лишь человеческий сброд, отребье портовых кабаков. Простые матросы явили в плавании немало примеров мужества и выносливости. Правда, подобно Магеллану, они стойко переносили тяготы путешествия в надежде, что труды их будут сторицей оплачены пряностями и золотом далеких Молуккских островов…

Пигафетта попал во флотилию накануне ее отправления, и Магеллан взял его крайне неохотно. Он был зачислен запасным и явился в Севилью с рекомендательными письмами, испросив у короля разрешение участвовать в плавании.

Итак, ценой неимоверных усилий Магеллан добился осуществления своего проекта. К берегам Островов Пряностей отправилась экспедиция, в которой на паевых началах участвовали испанская корона, севильские купцы, видные чиновники Торговой палаты, сам Магеллан и его спутники, покинувшие родину в надежде на огромные барыши.

Об этом предприятии, которое было в сущности крупным и в достаточной мере рискованным «бизнесом», записки Пигафетты дают отчетливое представление, хотя автор их, как уже указывалось выше, не может претендовать на роль историографа первого кругосветного плавания[2].