Под знаком полумесяц - Чингиз Абдуллаев

— И это вызвало у тебя раздражение? — ухмыляется Кафаров.

— Не совсем. Скорее я поняла, что можно воспользоваться моментом. И поэтому смогла подойти к нему достаточно близко. А потом нужно было только ткнуть его электрошокером, и он сразу потерял сознание. Но я не смогла рассчитать реакции первого. Я думала, что у меня будут в запасе несколько секунд, чтобы подойти к нему со спины, пока он обернется, поняв в чем дело, достанет оружие. Но он оказался гораздо лучше подготовлен. И почти сразу обернулся. А потом достал пистолет. У меня были секунды… И тогда я начала стрелять.

— Прямо при детях?

— Вы считаете, что было бы лучше, если бы он меня застрелил? — Полковник иногда позволяет так с ним разговаривать. Во всяком случае, сейчас я отстаиваю свою позицию.

— Было бы гораздо лучше, если бы ты не стреляла. На твоей стороне был фактор внезапности. И всего двое нападавших. А если бы их было трое? Или четверо? Ты понимаешь, что твои суперменские замашки там бы просто не прошли? Можно было найти другой удобный момент. У тебя было много времени. Они должны были успокоиться, может, даже уснуть, расслабиться. И ты бы легко с ними справилась.

— Я понимаю.

— Тогда почему ты поступила именно так? Только не рассказывай сказки про «удобный момент». Он был не очень удобным. А ты сорвалась. И я тебе скажу почему. У одной из девочек был шок, мы отправили ее в больницу. Я думал, что это из-за твоей стрельбы, но нам удалось установить, что на ее глазах один из этих напавших ударил ее отца. Тебе стало жалко девочку. Ты сразу вспомнила о своей девочке, которая немного старше нее. Потом тебя начала раздражать короткая юбка воспитательницы. Ты чувствовала себя почти героем-освободителем, а тут смотрят на красивые ножки другой… И наконец, тебя просто разозлила бесцеремонность этих типов, внезапность их нападения, когда ты не смогла сразу и правильно среагировать. И конечно, отсутствие дежурного сотрудника полиции, который обязан был оставаться в детском саду. Все правильно или я что-то пропустил?

В ответ я молчу. Он умеет читать чужие мысли, я об этом уже давно знаю. Но еще он лучший аналитик в нашем Министерстве национальной безопасности и об этом тоже все знают. Поэтому я молчу. Спорить все равно бесполезно.

— Я много раз тебе говорил, Кеклик, что твое преимущество в твоем очаровании и принадлежности к женскому полу, — напоминает Кафаров, — когда никто из твоих противников даже представить не может, насколько ты хорошо подготовлена и каким опасным врагом ты можешь быть. А ты срываешься именно как женщина. Есть такая поговорка: «У женщины все сердце, даже голова». Кажется, ее сказал кто-то из наших писателей. А у тебя должна быть вместо сердца тоже голова. Иначе невозможно. К твоим безусловным достоинствам должно относиться умение объективно анализировать ситуацию. Ты там была оставлена как наш офицер, а не как женщина, и тем более не как мать, которая должна жалеть чужих детей.

— Я считала, что в первую очередь мы думаем о детях, — не выдерживаю я.

— Без демагогии, — морщится полковник, — конечно, ты дежурила там именно для спасения детей. Но спасать их нужно тоже профессионально. С холодным разумом. Неужели ты не понимаешь, насколько опасны были твои действия? Стрелять в комнате, в которой находилось столько детей. В следующий раз, когда подумаешь о детях, не начинай стрелять. А если бы он попал в детей? Об этом ты подумала? Или выстрелил бы раньше тебя?

Я снова молчу. Конечно, он прав. И эти мерзавцы действительно вывели меня из состояния равновесия. Слишком резкий контраст. С одной стороны напуганные, заплаканные дети, а с другой — эти уверенные в своих силах бандиты. Одному еще повезло. Я бы с огромным удовольствием пристрелила обоих.

— Все понимаешь? — спрашивает Кафаров.

— Конечно. Я поспешила, — теперь я опускаю голову и жду, когда он объявит, как именно меня будут наказывать. Может, объявят выговор или отстранят на время от оперативной работы. Выгонять меня, конечно, не станут, все-таки столько сил и средств вложено в мою подготовку.

— Хочу вас поздравить, — неожиданно говорит Кафаров, обращаясь ко мне на «вы», что делает в исключительно редких случаях, — согласно приказу министра вам досрочно присвоено звание майора. За умелые и смелые действия по освобождению детей. Поздравляю.

Он поднимается и протягивает мне руку. Я растерянно поднимаюсь и тоже протягиваю ему руку. Он жмет мне руку и таким же сухим голосом сообщает:

— Лично я был против. Но министр решил по-своему. Можешь садиться.

Вот так всегда. Как будто без его участия мне могли дать такое звание. Конечно, нет. Но старик любит поворчать, пожурить, покритиковать. Может, это и правильно. Я ведь действительно могла немного подождать и выбрать более удобный момент, чтобы не стрелять. Нет. Я поступила правильно. Там были дети, и в этот момент я действительно вспомнила и о своей дочери. Я видела их испуганные лица. Каждая минута в этой комнате была для них страшным испытанием. Не говоря уже об их родителях. Поэтому я поступила правильно.

Кажется, полковник сумел снова прочесть мои мысли. Он смотрит на меня и снова усмехается:

— Считаешь, что все-таки поступила правильно? Решила не подвергать ненужным испытаниям детей и их родителей? Считаешь меня немного ворчливым стариком?

Неужели он все-таки умеет читать мысли?

— Дети были сильно напуганы, — честно отвечаю, глядя ему в глаза. Как можно обманывать человека, который слышит твои мысли. Может, у него такие способности? Или он просто хороший аналитик, который умеет читать человека как книгу. По его выражению лица, по жестам, осанке, настроению, движениям, взглядам. Говорили, что в бывшем КГБ было несколько таких отменных специалистов. И среди них наверняка был полковник Кафаров. Самое поразительное, что полковником он был еще до девяносто первого года. Потом два года без работы. Отказывался, когда его звали на службу. Говорили, что его уговорили только после того, как пообещали предоставить полную свободу в выборе сотрудников и методов работы. Среди тех, кого он лично отбирал, была и я. И с тех пор снова работает в нашем ведомстве, правда, теперь оно называется иначе. Но самое поразительное, что он остается полковником уже столько лет. Наверное, не всем министрам или генералам нравится его умение читать чужие мысли. В том числе и их собственные.

— В любом случае мы с тобой еще раз тщательно проанализируем твои действия, майор Алиева, — говорит уже с некоторой иронией Кафаров, — а теперь я тебе скажу, какое новое задание ты должна получить. Ты знаешь, что в прошлом году мы выиграли конкурс «Евровидения»?

— Конечно, знаю. Эти молодые ребята. Парень еще учится в университете. Кажется, в Славянском. А молодая женщина приехала из Великобритании. Говорили, что у нее уже двое детей. Такая симпатичная пара. Они молодцы, — оживилась я. Стало интересно, почему он спрашивает меня о конкурсе. Что опять произошло?

— И теперь, по уже сложившейся традиции, конкурс будет проходить в Баку, — продолжает Кафаров.