Девочка, рисующая смерть - Дмитрий Захаров

— Ложитесь, пожалуйста… — сказал широкоплечий парень, судя по оливковому цвету лица, араб или переселенец из Северной Африки.

— Я сам могу идти! — попытался протестовать Михаил, но санитар бы неумолим.

— Такие правила…

Он аккуратно взял больного за локоть, усадил на носилки, вежливо, но решительно прижал ладонь к груди.

— Ложитесь…

Пришлось повиноваться. Михаил улегся на спину и обреченно смотрел на пролетающие над головой лампы дневного света. На собравшихся зевак он старался не обращать внимания. Стеклянные двери бесшумно раздвинулись, солнце прижало раскаленные ладони к лицу, Михаил инстинктивно зажмурился. Он так и не сумел привыкнуть к местной жаре, хотя прожил в Израиле большую часть своей жизни. Водитель уже открывал двери машины скорой помощи, Михаил повернул голову, в поле зрения попал паркующийся автомобиль. «Ниссан-микро». За рулем сидела худенькая старушка в голубом парике с ярко накрашенными пурпурной помадой губами.

— Стойте… — прошептал Михаил.

Короткая, как вспышка молнии, картинка озарила сознание.

Санитары привычно вкатили носилки с лежащим пациентом вовнутрь, дверь захлопнулась, охладив людей свежим кондиционированным воздухом.

— Подождите! — прошептал Михаил.

Лысый врач сел рядом, впился пальцами в запястье, слушая пульс. Широкоплечий санитар крепил на стойке пластиковую емкость, разорвал упаковку со шприцем.

— Тише! — Врач нахмурился.

— Я вспомнил! — простонал Михаил. Голова закружилась, во рту появился металлический привкус, словно он лизал медную монету.

Руку выше локтя сдавил жгут, во внутренний сгиб локтя впилось острие иглы. Протяжно завыла сирена, фургон скорой помощи мчался по трассе, ведущей от аэропорта к городу. Мимо проносился пустынный пейзаж, высохшее тутовое дерево клонилось к земле, будто увлекаемое тяжестью прожитых лет. Согласно библейской истории, терновый венец Иисуса был сделан из ветвей этого дерева. Узловатые, крученные жгутом ветки облюбовала стая ворон. Черная птица проводила пристальным взглядом несущийся фургон, хищно блеснул выпуклый глаз. Желтый круг солнца клонился к закату, Средиземное море окрасилось золотом. Близился вечер.

3

Этот сон повторялся седьмую ночь подряд. Он плыл к берегу из последних сил, а бушующее море жадно тянуло его в свою бездонную пучину. Силы были на исходе, а темная полоска суши, такая близкая и такая желанная, вопреки законам физики отдалялась, и вот он уже сражался со стихией в открытом море. Вокруг бушевали гигантские валы, закипала белая пена на гребешках волн, с неба хлестал ледяной дождь. Он кричал, морская вода заливала легкие, сердце заходилось в бешеной скачке, чей-то голос изрекал короткое и беспощадное слово.

«Смерть!»

Руки наливались свинцом, он видел себя со стороны погружающимся в черноту — медленно, с какой-то завораживающей грацией. Он взмахивал руками и просыпался. Липкий пот выступил на лбу, часто трепетало веко на левом глазу. Сергей протянул руку, нащупал под кроватью бутылку, поднес горлышко к губам, жадно глотнул. Горло ожгло спиртом, привычно подкатила тошнота. Некоторое время следовало лежать на боку неподвижно, ожидая усвоения напитка. Смерть… Ты задержался на этом свете, Авдеев! Сколько жизней тебе довелось прожить? У кошки их семь, как гласит примета, у тебя втрое больше.

— Смерть… — прошептал он вслух.

Водка благополучно впиталась в кровь. Заблуждаются те, кто считает алкоголиков беззаботными людьми, лишенными совести. Классический пьяница терзаем чувством вины и раскаяния, и пьет он, по большей части, не ради получения удовольствия, а для того, чтобы заглушить этот кричащий голос совести, растворить его охрипшие связки в этиловом спирте.

Сергей сел на кровати. За окном серел рассвет. Пять тридцать. В апреле солнце встает рано. Он обладал даром чувствовать время с погрешностью в четверть часа. Жанна считала это проявлением невроза и любила подшучивать над ним. Он прошелся по комнате. Пробуждение вызвало боль, которую не могла унять даже могущественная водка. Все равно что прикусить зуб с открытым нервом. Зазвонил смартфон, черный квадратик полз по столу, издавая тихую вибрацию. Сергей смотрел на гаджет, как завороженный, на миг ему почудилось, будто смарт ожил и сейчас заговорит с ним человеческим голосом.

— Совсем белый, совсем горячий… — невесело усмехнулся мужчина.

Он провел подушечкой большой пальца по дисплею.

— Слушаю…

— Здорово, Авдей! — Голос Виталика Сомова был спокойным и рассудительным. — Я у тебя внизу. Отпирай ворота, хлопчик!

Из семи с половиной миллиардов людей, живущих на планете Земля, был только один человек, чей голос он был рад сейчас услышать. Этим человеком был Сомов. Они вместе поступали в Рязанское десантное училище, вместе побывали в горячих точках. Все вместе…

Сергей натянул спортивные штаны, вышел в прихожую, повернул ригельную задвижку замка. Виталик вошел в прихожую с таким невозмутимым выражением лица, словно они расстались накануне. Мужчины обнялись.

— Давно на кочерге? — деловито осведомился Сомов.

— Вторая неделя… — Авдеев потянулся за бутылкой, которую Виталик решительно перехватил. Понюхал содержимое, сморщил нос.

— Приличная сивуха!

— На дорогой коньяк не заработал.

— Собирайся! — коротко сказал Сомов. — Если трудно, помогу!

Он по-хозяйски прошелся по комнате, направился на кухню. Там послышалось тихое журчание, потянуло спиртовым запахом.

— Собирайся! — Сомов вернулся в комнату, смерил оценивающим взглядом исхудавшую за время запоя фигуру товарища. — Я прошу тебя, как друга, Авдей, — тихо добавил он. — Если понадобится, вырублю и потащу на себе, а у меня травма колена, сам знаешь… — Он хитро улыбнулся. — По рукопашке я тебе и в лучшие годы не уступал, а ты вторую неделю бухаешь, наверняка не жрешь ничего, вон ребра торчат! В курсе, чем спарринг закончится?!

Впервые за восемь дней Сергей помимо воли улыбнулся.

— Нищему собраться — только…

— Подпоясаться! — подхватил Сомов, и они рассмеялись.

— Здорово, Сом!

— Здорово, Авдей! — улыбался Виталик.

* * *

Похмелье настигло его, как шальная пуля. Это случилось на сорок восьмом километре Выборгского шоссе. Старенький «митцубиси-паджеро» бодро мчал по пустынной трассе, за окном внедорожника темнела громада леса. Деревья еще не облачились в лиственный наряд, тепло в этом году пришло позже обычного, лишь кое-где просматривались робкие зеленые ростки, соседствующие с подтаявшими пятнами снега на тенистых полянах, и только вечнозеленые ели скрашивали унылую картину.

Сергей вцепился в ручку двери внедорожника, пытаясь усилием воли унять яростную дрожь в теле. Сомов кинул на друга короткий взгляд, понимающе кивнул.