Черное Солнце. За что убивают Учителей - Наталья Сергеевна Корнева

возвратится в покой. Морские течения унесут прочь и укроют от прошлого, которое совсем не хочется вспоминать. Только дыхание океана будет слабо колыхать холодное сердце, пустой раковиной перекатывая его по улицам прекрасного Лианора.

Вода, вода. Непривычный штиль тревожит тишиной. Само небо утонуло здесь, в зеркальной пучине, и звезды спокойно лежат на дне, как блестящий жемчуг. Не только звёзды, но и белокаменные тесаные мостовые, по которым доводилось гулять когда-то, ещё совсем мальчишкой. Юность его прошла здесь.

Но всё это в прошлом. Теперь же — Лианор пал и покоится на глубине, и просвечивает насквозь мутной зеленью волны, как призрак потерпевшего крушение величественного корабля.

О Лианор, ты поглотил тысячи жизней… и забрал и его собственное сердце.

Воистину, переменчивы благословения небожителей.

Почему же сохранились одни лишь невообразимо далёкие, самые ранние воспоминания? Почему не помнит он событий более поздних?

— …Позвольте вашему ученику позаботиться о вас, мессир, — сквозь пелену дурноты слышит он всё тот же гортанный голос, подернутый дымкой усталости и сдержанной печали. Печаль проступает неявно, как сквозь многие слои лака проглядывает подлинный цвет дерева.

Кажется, прежде не замечал он за своим учеником склонности к меланхолии, — так откуда такая печаль? Откуда, черт побери, взялась она в этом твердом голосе? В голосе, который, словно далекий маяк, выводит его из кромешной тьмы.

Тем временем ученик его берет в руки маленькую золотую чашу в виде цветка вишни, а в ней — тёмное, как кровь, багряное вино. Что это еще за новые методы лечения? По вогнутому лепестку чаши густое питие аккуратно стекает ему в рот, и становится ясно — это никакое не вино. Это и вправду кровь, и она пахнет лотосом.

Аромат красного лотоса, тот самый аромат, что после кончины его несколько недель стоял в адитуме… Откуда он это помнит?

Мысли понемногу успокаивались и наконец потекли медлительной густой патокой. Корабль-призрак неуверенно ложился на курс.

Удивительно, но он и вправду хорошо помнит корабли — большие галеоны с крылатыми серебряными парусами. Не помня самого себя, помнит пьянящее ощущение зыбкой палубы под ногами, помнит грозную мощь океана, которую они, непревзойденные мореходы, смогли приручить…

Чьи-то руки выпускают край покрывала и бережно собирают неприбранные волосы: растрепавшиеся, спутанные, они в беспорядке рассыпались по подушкам. Так могло быть только в глубоком нездоровье, когда больного боятся лишний раз побеспокоить, дабы не усугубить плачевное состояние. Чужая рука случайно касается горла и цепенеет, будто пораженная необычной беспомощностью лежащего без чувств человека. Он ощущает прикосновение запястья, и, кажется, на нем — ритуальный траурный браслет? Но уже в следующий миг голову ему осторожно приподнимают, высвобождая оставшиеся, сбившиеся за спину длинные пряди.

— Я вижу, ваша светлость, вы почти не хотите жить, — прислушиваясь к прерывистому дыханию спящего, тяжело резюмировал ученик. Вот уже много часов подряд он молча сидел подле кровати и смотрел, как вздрагивает неспособное вырваться из тяжелого полусна тело, тихо лежащее на простынях. — Никто не в силах запереть дух во плоти против его желания, даже подобрав идеально подходящий сосуд. Если бы это и было возможно, подобное насилие претит мне. Однако ваша душа поверила моим словам и по своей воле откликнулась на зов. В этом решении я узнаю духовную силу того, кого называли когда-то Красным Фениксом Лианора… того, кто прежде не принимал поражения.

Черный перламутровый гребень мягко касается волос, и от этого проявления заботы Элирий почувствовал вдруг желанное успокоение. Перламутр напоминал о море. Долг ученика служить ему и быть рядом — хоть что-то осталось незыблемым в новом незнакомом мире.

Дыхание сделалось глубже и размереннее.

— Эти пряди — не дивный тонкий шелк волос народа Лианора, и священная речь ли-ан прозвучит несовершенно из уст полукровки. Всё это не может не оскорбить ваш дух. Но умерший юноша приятными чертами немного напоминал Учителя. Вам не придётся слишком уж ломать чужое тело: сила вашего духа с легкостью исправит недостатки, вернет точеные черты лика Первородного. Потерпите совсем немного, пока лотосная кровь не созреет полностью.

Пальцы ловко сплетали широкую свободную косу, как вдруг дрогнули и застыли. Человек будто заметил что-то необыкновенное, выходящее из ряда вон, и, боясь ошибиться, приблизил лицо, чтобы рассмотреть внимательнее.

— Учитель не покинет нас, — со спокойным облегчением проговорил он наконец. — Зерна крови Первородных крепко проросли в новом теле. Верное свидетельство тому — серебряная нить в волосах. Это добрый знак. Красные бумажные фонари будут гореть в ваших покоях день и ночь, возвещая великий праздник.

Элирий немедленно вспомнил: серебро!

Серебро в волосах всегда отличало прямых потомков небожителей. Низшие народы поначалу принимали его за седину, но седина, напротив, не была свойственна воинственному народу Лианора: их волосы — яркий черный обсидиан, что никогда не теряет цвет. И в этих черных волосах с рождения сияло священное серебро — своеобразный знак качества, знак чистой крови высшей пробы.

И, так как этой самой крови высшей пробы, обладающей магической силой крови небожителей, в их жилах текло не так уж и много, то и серебряные нити можно было перечесть чуть не по пальцам: они были заметны в основном на висках. Чтобы заострить внимание на этой благословенной особенности на Лианоре принято было сплетать серебряные пряди в отдельные тонкие косицы. Со временем количество крови небожителей в жилах высших людей и вовсе стало стремиться к нулю, но гордость от обладания ею, напротив, всё возрастала.

Так и пал однажды великий Лианор, погребенный холодной морской водой и собственной непомерной гордыней.

— Память об ушедшем, о покинувшем этот мир не иссякает с годами, если он достоин этой памяти. Память о вас живет. И в этой схватке жизни и смерти… жизнь должна победить.

Пальцы ученика замерли, держа прядь его волос, будто святыню, будто явившуюся из небытия давно утерянную реликвию, обладающую чудодейственной силой.

— Хорошо. Теперь и всегда всё будет хорошо.

В следующий миг Элиар склонился и молча запечатлел на серебряных волосах поцелуй — чистый поцелуй преданности, подобный тому, который оставляют священнослужители на краю одежд своего верховного жреца.

Печатью такого церемониального поцелуя всегда скреплялись данные клятвы верности.

— С Днем рождения, Учитель.

* * *

Эпоха Красного Солнца. Год 274. Сезон летнего солнцестояния

Пышно цветут степные ирисы

Великие степи. Халдор

*черной тушью*

То был долгий день середины лета.

Он выдался особенно жарким: постепенно стихали бушевавшие весной порывистые ветры, и сухой воздух, успокоившись, недвижным маревом стоял перед глазами. Всюду разносились запахи буйно цветущих кустарников и нежный, еле различимый, — жимолости, а высоко в небе безмятежно парили птицы. Травы отдавали сладковатым и пряным: ароматы смешивались и стелились под ногами так густо, что хотелось с головой окунуться в их манящее