Влюбленным вход воспрещен! - Наталья Александрова

Я закончила школу и поступила в тот самый вуз, где работал отец. Он предложил, а мне было все равно. Вы не поверите, но специальность свою уже не помню, вуз был технический, как ни странно, с математикой в школе у меня проблем не имелось, видно, удалась я в отца.

А он что-то начал болеть. Похудел, стал задыхаться при ходьбе, постарел здорово. Хоть я и прирожденная пофигистка, до меня все же дошло, что нужно его оттащить к врачу. Месяц мы спорили, он не хотел обследоваться, говорил, что все само пройдет. Потом его долго мариновали в нашей участковой поликлинике – то врач нужный в отпуске, то анализы потеряли, а потом вдруг все стало очень плохо, и он умер. Тихо и незаметно, как жил.

Жалко папашку, царствие ему небесное. Все же он стал единственным по-настоящему близким мне человеком. Это, пожалуй, в жизни моей единственный раз, когда мои пофигистские постулаты и жизненные принципы оказались негодными – никак нельзя было сказать, что смерть отца мне по барабану.

По прошествии двух недель вечером в нашей квартире раздался звонок. Я тогда была не в лучшем состоянии, плохо соображала и открыла дверь, не спрашивая, кого это черт принес, на ночь глядя.

На пороге стояла весьма колоритная троица – мордатый мужик лет тридцати с выкаченными, как у лягушки, глазами, молодящаяся тетя с обесцвеченными волосами и ярко накрашенными губами и старуха с палкой.

– Вам кого? – нелюбезно буркнула я. – Наверное, квартирой ошиблись…

– С чего это вдруг? – холодно удивилась тетя и сложила свои немыслимого цвета губы в пренебрежительную ухмылку.

– Голубева Мария Анатольевна здесь проживает? – гаркнула старуха неожиданно громким голосом.

От удивления я кивнула, и тогда она отодвинула меня палкой и решительно прошагала в прихожую. За ней просочилась тетя, толкая перед собой мордатого мужика. Я смогла разглядеть их получше и увидела, что у тетки такие же выкаченные глаза, стало быть, это родственники, скорее всего, мать и сын.

– Так… – сказала старуха, внимательно обведя глазами прихожую, – та-ак…

– Слушайте, а вы вообще кто? – опомнилась я. – Вы по какому вопросу?

– По квартирному, – ответила тетя, – насчет жилья.

– Вы из ЖеКа, что ли? – спросила я и тут же сообразила, что дом у нас кооперативный, и в правлении я почти всех знаю, там люди вполне приличные, они еще деньжат среди жильцов подсобрали папашке на похороны.

– Мы не из ЖеКа! – гаркнула старуха. – Гера, предъяви!

Гера очнулся от задумчивости и показал мне паспорт. В раскрытом виде, как положено, не давая в руки.

– Голубев Герман Анатольевич… – прочитала я вслух и растерянно сказала: – Здрассти…

Родственнички, стало быть. Первая жена моего отца, ее сыночек и та самая теща, которую при разводе мой тихий интеллигентный папашка обозвал неприличным словом. И правильно, между прочим, сделал, потому что старуха вела себя просто отвратительно. Она протопала в комнату прямо в уличной обуви, плюхнулась на диван в пальто и глядела с отвращением на нашу неказистую обстановку. Да и после похорон меня накрыла депрессия, и я две недели не убирала квартиру, так что везде лежала пыль и валялись разные вещи.

– Ну и хлев у тебя! – громогласно заявила старуха.

Да им-то какое дело? И я набрала в грудь воздуха, чтобы достойно ответить, но тетка подсуетилась раньше.

– Мама, вы пока помолчите, – сказала она, – а вы, милочка, послушайте.

И дальше она доступно объяснила, что квартира, оставшаяся после отца, кооперативная, а детей у него двое, то есть по закону на эту квартиру претендую не только я, а еще и ее сын – вот этот вот мордатый Гера.

– А больше вы ничего не хотите? – растерялась я. – Может, вам еще обувь почистить?

Тут они заорали вдвоем – тетка и ее мамаша, Гера молчал. Мне было сказано, что мой отец своего ребенка бросил, и теперь ему положено наследство с точки зрения морали и закона. И Герочка инвалид, так что ему по метрам еще и больше положено, чем мне.

Я в изумлении воззрилась на сводного братишку. С виду все у него нормально, руки-ноги на месте, морда наглая и откормленная. Может, с головой проблемы?

Дальше начался форменный кошмар. Две мегеры грозили мне судом. Оказалось, что отец в свое время не оформил какие-то очень важные документы, следовало переписать квартиру на меня или еще что-то сделать. Эти двое уже без Герочки таскались ко мне едва не каждый вечер, трясли какими-то бумагами, скандалили, угрожали и призывали в свидетели соседей. Еще и обзывали отца по-всякому, так что однажды я вырвала палку у старухи и замахнулась на нее с намерением если не убить, то вдарить как следует. И увидела близко ее довольные глаза – вот сейчас я ее стукну, они немедленно вызовут милицию, меня посадят, и квартира достанется им.

– Черт с вами, – сказала я, бросив палку, – я согласна.

А про себя добавила, что не пошли бы они двое куда подальше, в одном известном всем направлении. Впрочем, сводный братец Герочка тоже может туда с ними отправиться.

Квартирка была маленькая и очень запущенная, так что удалось разменять ее только на две комнаты в коммуналке, и то с огромным трудом. Я согласилась, не глядя. Те тоже очень торопились, боясь, что я передумаю.

И вот, когда я переехала в дремучую коммуналку с развеселыми соседями, в моей жизни возникла старшая сестра. Она узнала про эпопею с квартирой совершенно случайно, от знакомого риелтора. Узнала слишком поздно, расторгнуть сделку было уже нельзя. Да я и не хотела начинать кошмар сначала.

Сестрица, однако, просто взбеленилась. Она долго орала на меня и обзывала дурой и полной кретинкой, кричала, что меня развели как последнюю лохушку и что если уже отец мой оказался недальновидным растяпой, то мне следовало всего лишь обратиться к ней, Ольге, она решила бы вопрос немедленно.

Тут сестрица запнулась на полуслове, прочитав по моему лицу, что если она еще хоть слово худое скажет о моем отце, то я применю второй постулат, то есть пошлю ее далеко и надолго. И на этом наше общение закончится навсегда.

Можете себе представить, сестрица даже покраснела. Потому что вспомнила, как жили мы все вчетвером в детстве, и папашка, надо сказать, никогда не делал различия между родной дочерью и падчерицей. Хороший был человек, это все признавали, только к жизни совершенно неприспособленный.

И с тех пор Ольга вбила себе в голову, что должна сделать из меня человека. И все пять лет меня нещадно воспитывает. А я упорно сопротивляюсь. Вот так вот. Но польза от сестрицы конечно есть. Во-первых, я уже говорила, что люблю вкусно поесть, а расхаживать по ресторанам моя скромная зарплата не позволяет. А во-вторых, вот сегодня исключительно благодаря сестре я прекрасно проведу вечерок – в тишине, чистоте и покое.

С работы я шла в отличном настроении. На улице установилась славная весенняя погода, солнышко пригревало, и самое главное – мне не придется тайком пробираться в собственную комнату, сидеть там тише мыши и слушать через стенку звуковое оформление соседской свадьбы – громкое фальшивое пение, пошлые тосты и сопровождающие их взрывы оглушительного хохота…