Рейнджер - Виктор Дуров

Вот оно, местечко! Речушка, неширокая, тут изгибается полупетлей. На внешней стороне излучины образовался песчаный обрывчик высотой метра два. Слева, если стоять лицом к реке, бугорок сходил на нет и был удобный спуск к воде. Вдоль кромки воды шел неширокий, метра полтора, пляж. Просматривалось чистое дно, понижавшееся полого. Слева, напротив спуска, виднелся брод, но заросший водорослями так, что было очевидно — не ходят тут люди. Справа на краю излучины берег нависал над водой, получалась эдакая тумбочка высотой около полуметра. Присмотревшись, понял, что эта тумбочка — старый ольховый пень, полощущий корни в воде, подобно спруту, который захотел было перебраться жить на берег, но на полпути засомневался, остановился, задумался. И стоит эдакое чудо, с одной стороны глянешь — плоская тумба, как в бассейне. С другой стороны — неведомое чудище призадумалось у кромки воды. Вот так и рождаются легенды о водяных, как раз и стоит над явным омутом — река там темная, дна не видно.

Я хоть и не имею сродства к воде, если верить тому, что увидел в моей ауре полутрезвый дружественный йог, но рыбалку люблю и понимать реку или озеро научился. Правда, с чисто утилитарной точки зрения. Мысли о рыбалке навели на мысли о рыбе и о еде. Приступ банального голода, совпавший по времени с приступом прагматизма, развеял романтический настрой, как буйный осенний ветер тонкий дымок от угасшей свечи. Хм, похоже, все-таки не до конца развеял. Мысли о рыбе тут же сформировались в план пошарить в корнях под пнем и под обрывом. Перед глазами, как живой, встал когда-то пойманный мной руками у берега налим на полтора кило весом. Эх и вкусный же был, зар-раза…

Нет уж, перед тем как шарить руками в корнях, надо попытаться сообразить, что в тех корнях может водиться, не окажусь ли я сам в роли того налима. Вздохнув, окинул взглядом дугу пляжа длиною метров двадцать — двадцать пять, реку, шириною на изгибе метров шесть-семь и сужающуюся до трехметровой речушки на входе и на выходе. Глянул на противоположный берег, заросший осокой луг. Похоже, по весне речушка разливается по ширине своих петель и даже больше. Потому и до кромки леса на том берегу шагов сто — сто двадцать, по границе паводка растет. Покосился я подозрительно на заросли камышей на правом фланге, вздохнул и пошел проводить инвентаризацию.

По левую руку и выше по течению, чем мой пляж, сразу за бродом били три родничка. Почти правильный треугольник, один ключ на дне реки («нежарко будет купаться, — мелькнула мысль, — как бы судорогу не словить») и два на берегу. Вот там-то и ощущался источник чего-то светлого, бодрящего. Захотелось увидеть, что же там на самом деле. Удивляясь себе, но не сильно, поднял руки к лицу, заслонил ладонями глаза, закрыл их. Глубоко вздохнул, как когда-то на занятиях по кун-фу, в три этапа, представляя себе течение энергии по телу к соответствующей точке тела, после чего с резким выдохом развел руки в стороны, открыл глаза и… открыл глаза еще раз. Не знаю, как это объяснить, но ощущение было, как будто поднимаю еще одни веки. Почти сразу в глазах появился какой-то дискомфорт, как будто пылью запорошило. Но я не обращал на это внимания, глядя на феерическую картину.

От трех родников поднимались три… трудно подобрать было слова, даже для себя и мысленно — три фонтана? Колонны? Скажем — три фонтанные колонны, каждая свита из девяти струй неразличимо разного оттенка. Серовато-синяя гамма донного родника, салатово-голубовато-бежевая ближнего, бьющего из песчаной чаши на границе берега и травы, и изумрудно-сапфировый отлив третьего родника, притаившегося в траве. Все три жгута поднимались вверх, примерно на высоту панельной пятиэтажки, там изгибались навстречу друг другу, будто стремясь сплестись в косичку, но на полпути к центру как-то разом дробились на облака опалесцирующих брызг, которые смешивались, сталкивались и оседали на землю каплями жидкого света, накрывая круг радиусом не менее пятидесяти шагов. Мне стало понятно, что именно я вижу: вода материальная исторгалась из земли и бежала в речушку. Вода-стихия поднималась вверх, поскольку была перемешана пополам со стихией Астрала, причем Астрала светлого. Стало кристально ясно, что никакой рэбтор не рискнет подойти и на сотню метров к Источнику, а более крупная нечисть никогда не вступит под эти капли.

— Конечно, зомби-воина этот туманчик растворит без сухого остатка за пять биений сердца максимум, — пришла в голову моя/не моя мысль, проговоренная моим/не моим голосом.

И сразу накатило… Глаза горели огнем, голова раскалывалась, кроме того, казалось, что в черепе поселилась какая-то неведома зверушка и пытается выдавить глаза изнутри наружу. Расплата за видение сил? Похоже на то, все-таки я не маг, хоть и располагаю кое-каким арсеналом базовых заклинаний. Маг бы мог любоваться этим алтарем Воды долго и безнаказанно, мне же не стоило так развлекаться, особенно если бы впереди планировался бой.

— Эх, а очки-то пропали. Зажилил переносчик артефакт-различитель, через него бы, наверное, все время можно было так смотреть!

Ладно, быстренько проведем инвентаризацию и делом займемся. А что это я о себе во множественном числе-то? Плюсик в пользу версии о диагнозе или просто привычка? Неважно пока что. Итак, начнем с оружия, поскольку неведомо, где я и что вокруг.

Значит, глефа. На нижнем конце вместо вбитого в торец колышка от палатки появился шип наподобие копейного навершия. Ромбическое поперечное сечение, двусторонняя заточка, классическая форма: плавное расширение и резкое сужение в конце. Крепится надежно, «стаканчиком». Три металлических кольца на древке, на них не то орнамент, не то надписи — посмотрю попозже. Основное лезвие крепится на некотором расстоянии от древка, так что можно ухватить рукой и за этот конец. Кончик клинка выведен на одну линию с древком и заострен — можно колоть. Общая длина оружия — чуть меньше, чем у моих лыж, два метра и сантиметров десять-пятнадцать, длина рукояти метр семьдесят — метр восемьдесят.

Не смог устоять перед соблазном схватить это изделие и покрутить в руках. Собственно, я и намного раньше не мог удержаться от того, чтобы покрутить «восьмерку» или «мельницу», если в руки попадала более-менее ухватистая палка, а тут…

Поразмявшись с глефой минут пятнадцать, опомнился. Обматерил себя мысленно и вернулся к разбору имущества. Правда, еще немного подумав, вытащил из кармана рюкзака свечку, которую брал с собой с одним расчетом — от нее в палатке больше «романтики», чем от светодиодного налобного фонарика. Ну, вы поняли, когда романтика нужна, да? Ну так вот, вытащил свечку, полез за зажигалкой, она оказалась оформлена в виде странно теплой каменной ящерки, у которой язычок огня вырывался из пасти при поглаживании затылка. Не сразу догадался, как этим пользоваться. Ну да ладно, в итоге зажег свечу и повторил ритуал установки защиты, на сей раз — по читанному ранее рецепту, вокруг себя.

«Здоровая паранойя — залог здоровья параноика и долгих лет его жизни»! Вот под этим лозунгом, ага… Так, глефу в сторону, меч в руки. Классная штука, как раз то, что хотелось! Сколько раз, выслушав мое описание, разного рода «специалисты» и специалисты настоящие крутили носами, мол, «попса», и другие слова говорили, похуже. Ну и шли бы они лесом! Мне с ним бегать, а мне — нравится! Что-то есть от бастарда-полуторника, что-то — от рапиры: прямое лезвие длиной восемьдесят пять сантиметров, ширина у основания примерно на два с половиной пальца, то есть шесть-семь сантиметров, на последней трети клинка начинается его ланцетовидное сужение и в итоге к кончику сходится в точку. Толщина лезвия у рукояти — в палец. Рукоять полуторная, с небольшим запасом. Собственно, это для меня она полуторная, для моей лапы, которая ни в одну банку не лезет, для кого-то «ножик» мог бы и двуручником показаться. Круглая витая гарда, похожая на четыре сплетенных из металла лепестка. В общем, почти эсток, но не совсем. Характерный коленчатый узор на клинке — это отлично! И то правда, из средневекового железа клинок таких размеров и формы не получился бы, другое дело — аносовский булат![3]От рукояти по клинку опять, как на обсадных кольцах глефы, бежит не то орнамент, не то какой-то девиз.