«К» - значит кара - Сью Графтон

Наверное, я на какое-то время задремала, потому что очнулась от шума перелистываемой газеты и довольно громкого разговора по-испански, который вела между собой пара, расположившаяся на шезлонгах справа от меня. Для того, кто знает этот язык в таком же объеме, как и я, беседа на испанском звучит примерно так: "Бу-бу-бу... но... бу-бу-бу... потому что... бу-бу-бу... там". Женщина, говорившая с явно американским акцентом, несколько раз упомянув Пердидо, небольшой калифорнийский городок милях в тридцати к югу от Санта-Терезы. Я мгновенно насторожилась, и начала было потихоньку приподнимать поля шляпы, чтобы рассмотреть эту женщину, как вдруг ее спутник разразился потоком испанских фраз. Я продолжала осторожно двигать край шляпы, пока не увидела говорившего. Черт побери, не иначе как сам Джаффе! Явное сходство, особенно если сделать скидку на возраст и на пластическую операцию. Конечно, человек этот не был абсолютным двойником того Венделла Джаффе на фотографиях. Но все-таки очень походил на него: возрастом, телосложением, посадкой головы, всей манерой держаться – теми признаками, относительно которых человек не задумывается и не подозревает насколько точно они его характеризуют. Мужчина просматривал газету, взгляд его быстро перебегал с одной колонки на другую. Он, видимо, почувствовал, что я за ним наблюдаю, и бросил осторожный взгляд в моем направлении. На какое-то мгновение наши взгляды встретились, женщина тем временем продолжала трещать. На его лице отразились смешанные чувства, он тронул женщину за руку и глазами предупреждающе показал ей на меня. Их разговор на какое-то время стих. Мне понравилась эта параноидальная реакция. Она многое говорила о его душевном состоянии.

Я незаметно опустила свое соломенное укрытие на прежнее место и спряталась в его глубинах, замерев и ожидая, что внимание мужчины переключится на что-то другое. Черт возьми, такой момент, а у меня нет с собой фотоаппарата! Я ругала себя последними словами. Затем села, достала из сумки книжку, раскрыла ее где-то на середине, стряхнула с ноги воображаемое насекомое и совершенно безразлично (как я надеялась) огляделась вокруг. Пара возобновила прерванную беседу, но теперь они говорили вполголоса. Я тем временем мысленно сравнивала мужчину с теми фотографиями, что лежали в моей папке. Его выдавали глаза: темные, глубоко сидящие под платиново-седыми бровями. Я перевела взгляд на женщину и принялась изучать ее. Нет, я почти не сомневалась, что раньше никогда ее не видела. Дамочка была очень маленького роста, смуглая, сильно – до цвета полированного орехового дерева – загоревшая, чуть больше сорока. Груди у нее напоминали массивные пресс-папье, которые с трудом удерживались маленькими веревочными петлями купальника. Судя по тому, как на ней сидело бикини, природа не обделила ее и задом.

Я устроилась поудобнее в шезлонге, чуть приспустив шляпу на глаза, и принялась бесстыдно наблюдать за разгоравшимся конфликтом. Пара говорила между собой по-испански. По тону было похоже, что беседа постепенно переходила от обсуждения какого-то беспокоящего их вопроса к энергичному спору. Вскоре женщина оборвала этот спор, погрузившись в то обиженное молчание, пробить которое не способен, по-видимому, ни один мужчина. Все оставшееся время они пролежали рядом, каждый в своем шезлонге, практически не разговаривая. Мне страшно хотелось сделать несколько снимков. Дважды я уже готова была вскочить и сбегать к себе в номер за аппаратом, но потом решила, что могу показаться странной, если уйду и тут же вернусь с фотоаппаратурой. Лучше не торопить события и ничего сейчас не предпринимать. Эти двое явно живут здесь, в гостинице, и маловероятно, чтобы сейчас, когда день уже близился к вечеру, они собирались уезжать. Завтра я смогу их сфотографировать. А сегодня пусть привыкают к моему присутствию.

В пять часов вечера листья пальм громко захлопали от начавшегося ветра, а на пляже стали подниматься и закручиваться в спирали тучи черной пыли. Кожа у меня мгновенно покрылась этой тонкой и мягкой, как тальк, пылью. На зубах заскрипело, глаза почти сразу же заслезились. Лежавшие вокруг немногочисленные постояльцы гостиницы принялись торопливо покидать пляж. По опыту я знала, что эти пылевые вихри прекратятся, как только солнце начнет клониться к закату. Но пока даже мальчик, работавший в пункте проката пляжных принадлежностей, закрыл свой киоск и поспешил где-то укрыться.

Мужчина, за которым я наблюдала, поднялся на ноги. Его спутница помахала перед лицом рукой, словно отгоняя комаров. Низко наклоняя голову, чтобы песчинки не попадали в глаза, она собрала вещи. Потом что-то сказала мужчине по-испански и быстрым шагом направилась к гостинице. Ее спутник был совершенно спокоен, резкая перемена погоды явно не вывела его из равновесия. Он не спеша сложил полотенца. Потом закрутил колпачок на тюбике с кремом для загара, загрузил в пляжную сумку всякие мелочи и лениво зашагал вслед за женщиной к гостинице. У меня сложилось впечатление, что он вовсе не стремился догонять ее. Возможно, он принадлежал к числу тех людей, которые стараются уклоняться от ссор. Я дала ему отойти подальше, потом побросала свои вещи в пляжную сумку и побежала к гостинице.

Я вошла в вестибюль нижнего этажа, обычно открытый не только для постояльцев гостиницы, но и для всех посетителей. Там перед телевизором стояло несколько диванчиков, обитых ярким материалом. В разных местах группировались кресла, чтобы желающие могли уединяться для беседы. Все пространство над вестибюлем было открыто до самого потолка, чуть ниже его ограждали перила вестибюля верхнего этажа, где размешался администратор. Моей пары нигде не было видно. Бармен запирал высокие деревянные ставни, спасая свое заведение от этого жаркого, жалящего ветра. Бар сразу же погрузился в искусственный полумрак. Я поднялась по широкой, великолепной лестнице наверх и свернула влево, чтобы проверить расположенный там главный вестибюль гостиницы. На всякий случай дошла до выхода из гостиницы: вдруг эти двое сейчас на стоянке или остановились еще где-то. Но снаружи никого не было, усиливающийся ветер загнал всех в помещение. Я вернулась к лифтам и поднялась к себе в номер.

Когда я запирала ведущую на балкон раздвижную дверь, песок уже стучал по стеклу, словно внезапный летний ливень. Мир за окном погрузился в странные, как будто синтетические сумерки. Венделл и та женщина были сейчас где-то в гостинице, возможно, как и я, отсиживались в своем номере. Я вытащила свою книжку, забралась под выцветшее хлопчатобумажное покрывало и читала до тех пор, пока глаза у меня сами не закрылись. Ровно в шесть вечера я вдруг внезапно проснулась. Ветер стих, а измученный кондиционер охладил воздух в комнате настолько, что теперь здесь стало даже зябко. Солнце клонилось к закату, и его отраженные лучи окрашивали стены номера в бледно-золотистые тона спелой кукурузы. Слышно было, как снаружи обслуживающий персонал готовится начать обычную ежевечернюю уборку. Пройдет немного времени, и все дорожки и лужайки вокруг гостиницы будут расчищены, а черный песок отвезут обратно на пляж.

Я приняла душ и переоделась. Потом кратчайшим путем спустилась вниз и в очередной раз принялась осматривать все закоулки гостиницы, надеясь снова увидеть ту пару. Зашла в ресторан, в оба бара, во внутренний дворик, выглянула на улицу. Возможно, они еще спали или решили поужинать у себя в номере, а, может, взяли такси и отправились перекусить в город. Закончив поиски, я поймала такси и поехала во Вьенто-Негро. Город в этот час только начинал оживать. Заходящее солнце на какое-то время вызолотило идущие вдоль улиц телефонные провода. Воздух был еще густо напоен дневным зноем и пронизан сухим ароматом чапаррели. Единственное, что свидетельствовало о близости залива, был слабый, несколько отдающий серой, запах мокрых свай причала и потрошенной рыбы.