Интим. Разговоры не только о любви - Збигнев Издебский

ЯЛВ: Короче говоря, те связи, в которые вступают люди и в которых они находят счастье, в высшей степени трудноопределимы. И Польша в этом отношении не исключение. В Германии в последнее время очень много пишут об опасностях полиаморных союзов, которые бывают поначалу счастливыми, а со временем отдельные их участники начинают требовать исключительности, причем не обязательно тела, но и эмоций, и внимания. И в конце концов одна из сторон не выдерживает.

ЗИ: Но ведь и любой традиционный брак (в котором нет третьего) тоже может не удержаться на плаву. Повседневная рутина приводит к распаду. Порой я задаюсь вопросом: есть ли в жизни человека что-то более сложное, чем его сексуальность?

ЯЛВ: Какое совпадение: с начала нашего с тобой разговора я всё чаще задаю себе именно этот вопрос.

ЯЛВ: Я все думаю, почему двое, мужчина и женщина, хотят быть вместе, почему мужчина каждый день возвращается домой, что им движет? Более того, он возвращается к той же самой женщине, хотя с точки зрения эволюции (я имею в виду распространение генов и здоровье потомства) было бы лучше, если бы после работы он пошел к другой. Чем сильнее различаются гены партнеров, тем здоровее потомство. Коль скоро главной целью нашего размножения является развитие человечества, мужчина, для того чтобы оправдать своё существование, должен оплодотворить максимальное количество женщин. И чем больше он оплодотворит женщин, тем выше шансы оплодотворить женщину с генами, максимально отличающимися от его собственных. То есть в эволюционном плане мы созданы не для моногамии. Да… противоречие, однако: как удержаться мужчине в рамках сексуальной моногамии при огромном количестве спермы, при прокреационном характере сожительства, при эволюционно встроенном механизме распределения, распространения своих генов как можно в большем количестве партнерш?

ЗИ: Институт брака нам навязан обществом, культурно и религиозно обусловлен. В племенные и более древние времена моногамии не было.

ЯЛВ: Если бы наш предок, живший десять тысяч лет назад, появился здесь и сейчас, его удивила бы необходимость быть вдвоем и спать вдвоем с одной только женщиной. Чем жизнь вдвоем лучше от сожительства со многими женщинами? Почему индейцы яномами (есть такое племя в Амазонии) живут в полигамии? Все занимаются «этим» со всеми и не называют это промискуитетом, считают нормой. Почему люди западной, средиземноморской цивилизации считают, что жизнь вдвоем — лучшее решение сексуальных проблем?

ЗИ: Культурный аспект секса определяется термином «сексуальная социализация». Общество вырабатывает определенные моральные образцы, функционирует в соответствии с определенными принципами, строит модель семьи; принимая эти правила, человек приспосабливается к жизни в коллективе, социализируется. Сколько стран — столько и обычаев; по-разному к вопросу пола подходят в Польше, в Германии, на Украине или в России. Более того, даже в одной стране этот вопрос решается по-разному на разных этапах ее исторического развития. Каждое общество строит свои собственные образцы, традиции, и члены данного сообщества придерживаются этих принципов, даже когда находятся далеко от дома.

ЯЛВ: Соглашусь, что социальные, религиозные, этические нормы, в которых мы воспитаны, приводят к тому, что мы пребываем в нелегкой моногамии. То, что люди могут вместе прожить несколько десятков лет, достойно похвалы. В свое время в Советском Союзе и даже в ПНР супружеские пары с солидным стажем отмечали государственными наградами. Вообще-то ордена, медали дают за самоотверженность, за исключительные поступки. Что же получается: они отвергали себя, самоограничивались или всё-таки любили друг друга всё это долгое время? В семидесятые годы ХХ века было проведено множество исследований, которые искали аналогии между зависимостью от другого человека (потому что любовь — это зависимость) и действием наркотиков. Аналогия потрясает. И зависимость от наркотиков, и зависимость от другого человека существуют на биохимическом уровне. Многие ученые считают, и это очень смелое утверждение (внимание, дамы!), что мужчина возвращается домой к той же самой женщине не за хорошим самочувствием, а потому что хочет избежать плохого самочувствия. В своей практике сексолога ты встречался с тем, чтобы хоть одна из сторон заявила, что он остается с этой женщиной, а она с этим мужчиной потому, что боятся жизни друг без друга? Живут вместе потому, что боятся порознь?

ЗИ: Разумеется. И даже очень часто. «Что со мною будет, когда я останусь один/одна?» Люди существуют в браке, который, пусть и не токсичен, но и здоровым, благоприятным для них тоже не назовешь. Этот союз инертен, он не дает ничего нового. Мир без эмоций, без страстей. Эти люди могут рассчитывать друг на друга, дать друг другу ощущение безопасности — это тоже немало, но там всё холодно.

ЯЛВ: Короче говоря, они предпочитают сохранять не слишком хорошее самочувствие, дабы не обрести еще худшего. Причина, по которой мужчина возвращается к той же самой женщине, вовсе не в том, в чем уверяют писатели-романтики и весь этот Голливуд. На молекулярном уровне у любви очень простое объяснение.

ЗИ: Сравнительно недавно появились возможности заглянуть в человеческий мозг, подглядеть, что там происходит в то время, когда человек чем-то увлечен, занят: переживает любовь, ненависть, печаль, тоску и так далее. Под конец ХХ века это стало возможным, появились методы сканирования, томографии, ядерного магнитного резонанса (ЯМР) — теперь можно заглянуть и удивиться, что у нас в голове, какие там бушуют страсти.

ЯЛВ: Я как раз хотел сказать об этом. Первым проблемой любви, понимаемой как зависимость, занялся профессор Джордж Куб (George Koob), руководитель известного американского The Scripps Research Institute, исследующего зависимости. В семидесятые годы ХХ века в Соединенных Штатах после эпохи детей-цветов, хиппи и необузданной свободы всё громче заявляла о себе проблема наркомании. Поэтому и возник специальный институт, занимающийся этим вопросом. Джордж Куб нашел связь между эмоциями, их продолжительностью и зависимостью. Он выдвинул тезис: любовь — та же зависимость. У находящихся в состоянии влюбленности необычно высока концентрация дофамина. Область мозга, которую называют мезолимбической, под влиянием определенных стимуляторов производит в прилежащем ядре (есть такой отдел мезолимбической системы) огромное количество дофамина. Когда мы что-то хотим (уточняю: в данном случае «что-то» — половое желание, вожделение) и наше желание получает удовлетворение, мы получаем награду в виде порции дофамина, то есть, как только наш голод утолен, выделяется дофамин и заливает определенные участки прилежащего ядра. Мы получили дофаминовый «приз», потому что насытились, успокоили голод. После полового акта мы тоже получаем этот приз — происходит выделение огромного количества дофамина.

ЗИ: Интересно.

ЯЛВ: Успокоение голода, жажды, глоток этанола, амфетамина приводят к образованию дофамина. Нам хорошо, наше самочувствие улучшается. Ровно так же происходит в случае секса: мы имели секс с привлекательной для нас особой, в прилежащее ядро выливается дофамин, и мы получаем сигнал, что всё прекрасно. Мы строим связи, вступаем в отношения, потому что хотим вновь испытать эти ощущения. Как наркоман, который еще раз хочет почувствовать себя лучше всех, мы стремимся к награде. Но однажды люди заметили, что можно обмануть систему вознаграждения и достичь выделения дофамина без, как ни крути, хлопотной суеты по воссозданию ситуации, при которой он выделялся, а просто выпить алкоголь или принять на слизистые оболочки носа (или на гораздо большие по размеру слизистые оболочки влагалища или ректума) дозу наркотика. Интересно, что хорошее самочувствие мы получаем также во время разрядки сексуального напряжения. Так же начинается и любовь — с зависимости: мы получаем положительный сигнал от системы вознаграждения. Со временем мы привыкаем к позитивным сигналам и переходим к другой фазе: нам нужно всё больше наркотика, чтобы ощущать состояние удовлетворенности, это значит, что прилежащему ядру надо всё больше и больше дофамина. Однако этого не происходит, потому что со временем половой акт с той же самой партнершей высвобождает гораздо меньше дофамина. И тогда, оставшись без дозы своего наркотика, мы чувствуем себя плохо.