Песнь экстаза - Лора Таласса

Он кивает.

Я вешаю сумку на плечо.

– Повторяю: будь хорошим сыном. Если я услышу, что ты снова взялся за свои грязные делишки – если я услышу о тебе хоть что-нибудь плохое, – мы встретимся снова, а ведь ты этого не хочешь, верно?

Микки отрицательно качает головой, бессмысленно глядя в пространство.

Я надеваю туфли и поднимаюсь. Моя работа выполнена.

Все, что нужно – это отдать один-единственный приказ.

«Забудь о моем существовании». Бах – и воспоминание навсегда стирается из вашей памяти.

«Не смотри на меня». Ваш взгляд направлен куда угодно, но только не в мою сторону.

«Расскажи мне свою самую постыдную тайну». Вы открываете рот и выкладываете все.

«Отдай мне свои богатства». Вы в ту же минуту опустошаете свой счет в банке.

«Иди ко дну. Иди ко дну. Иди ко дну». И вы умираете.

У кого-то это был самый любимый приказ в те времена, когда мир был еще юным, когда сирены только начинали обретать репутацию кровожадных существ, заманивающих моряков на скалы.

«Иди ко дну».

В те минуты, когда я остаюсь наедине с собственными мыслями – а это случается довольно часто, – я размышляю о женщинах, которые сидели на прибрежных утесах и пели волшебные песни. Песни сирен заставляли проплывавших мимо моряков сходить с ума и направлять корабли на рифы, где их ждала верная смерть. Действительно ли все было именно так? Действительно ли они желали несчастным смерти? Почему они подстерегали именно этих мужчин? Мифы умалчивают об этом.

Возможно, некоторые из них были такими, как я – может быть, из-за своей красоты они стали жертвами задолго до того, как эта красота даровала им могущество? Может быть, где-то когда-то матрос напал на будущую сирену, у которой еще не было чарующего голоса. Ее сжигали гнев, и тоска, и сознание собственного бессилия, как меня когда-то, и она воспользовалась своей силой, чтобы покарать виновного.

Я размышляю о том, сколько в этих рассказах правды, а сколько – вымысла, и сколько жертв сирен пострадали без всякой вины.

Я охочусь на дурных людей. Это моя вендетта. Мой наркотик.

Стараясь не обращать внимания на боль в ногах после нескольких часов на шпильках, я поднимаюсь на крыльцо своего дома, построенного на высокой скале над одним из пляжей Малибу. Серая краска, покрывающая деревянную обшивку, пузырится и облезает. На кровельной дранке виднеются ярко-зеленые островки мха. Это мой дом, совершенный в своем несовершенстве.

Я захожу внутрь, и даже здесь воздух пахнет океаном. Мой дом невелик – всего три спальни. Кафельные плитки столешниц давно потрескались, и если походить по кухне босиком, ноги будут в песке. Окна гостиной и моей спальни выходят на океан, а противоположные стены в обеих комнатах представляют собой гигантские стеклянные раздвижные двери, через которые можно выйти на задний двор.

Он занимает крошечную полоску суши, за которой крутой обрыв. Деревянная лестница ведет вниз с утеса к пляжу, туда, где холодные волны Тихого океана обрушиваются на калифорнийский песок – и на ваши ноги, если вы этого захотите.

Это место – мое убежище. Я поняла это в тот момент, когда риелтор показал мне дом. Это было два года назад.

Я иду по дому в темноте, не зажигая света, и по дороге избавляюсь от одежды. Одежда и обувь остаются лежать там, где я роняю их. Завтра я все уберу, но сегодня вечером у меня свидание с морем, а потом я отправляюсь спать.

Яркий лунный свет льется в окна гостиной, и я чувствую, что сердце вновь наполняет прежняя тоска, от которой я так и не смогла избавиться.

В глубине души я рада тому, что Эли сейчас вынужден держаться от меня подальше. Он оборотень, и не может жить рядом со мной во время Священной Недели, включающей ночь полнолуния, поскольку в эти дни он не в состоянии контролировать превращение из человека в волка.

У меня же есть собственные причины предпочитать сейчас одиночество, причины, ничего общего не имеющие с Эли и связанные только с моим прошлым.

Я сбрасываю джинсы и захожу в спальню, чтобы взять купальник. В тот момент, когда я уже собираюсь расстегнуть бюстгальтер, прямо передо мной, в полумраке, возникает черная тень.

Подавляя крик, рвущийся из горла, я дрожащей рукой пытаюсь нашарить выключатель. Наконец, мне это удается, и лампы в изголовье кровати заливают комнату светом.

На моей кровати, откинувшись на подушки, словно у себя дома, расположился Торговец.

Октябрь, восемь лет назад

«Здравствуйте, это инспектор Гаррет Уэйд, полития. Мне необходимо задать вам несколько вопросов касательно смерти вашего отца…»

Я слушаю сообщение на автоответчике, и руки начинают дрожать. Полития занялась моим делом? В мире сверхъестественного это нечто вроде ФБР. Только еще страшнее.

Предполагалось, что никаких вопросов не будет. Предполагалось, что власти не заинтересуются смертью моего отчима. Торговец заверил меня в этом.

«Но это милое проклятие, которое преследует всех вас, сирен, вполне может оказаться сильнее».

Я падаю на кровать и прижимаю пальцы к вискам; телефон по-прежнему зажат в руке. Дождь стучит в окно моей тесной комнатки; серая стена воды и стекающие по стеклу капли мешают мне разглядеть замок Пил. Теперь этот замок занимает Академия, где я учусь.

С той судьбоносной ночи прошло всего пять месяцев. Пять месяцев. Слишком мало для того, чтобы сполна насладиться свободой, и слишком мало для того, чтобы власти окончательно отказались считать смерть моего отчима убийством.

Я сама загнала себя в угол в тот момент, когда согласилась на предложение Торговца.

Учебу в Академии Пил и новую жизнь, которую я построила здесь, могут у меня отнять. В любой момент.

Я делаю глубокий вдох.

Поразмыслив, прихожу к выводу, что у меня есть три варианта. Первый: бросить все, чего я достигла, и бежать. Второй: перезвонить офицеру, явиться на допрос и надеяться на лучшее.

И третий: связаться с Торговцем и попросить его разобраться с этим. Но только на этот раз мне придется платить за его услуги.

Простой выбор – не о чем даже и думать.

Я вскакиваю с кровати и открываю дверцу шкафа. Достаю с верхней полки коробку из-под обуви и снимаю крышку. Черная визитная карточка Торговца лежит на дне, под всякой всячиной, и мне кажется, что бронзовые тисненые буквы слегка потускнели с того дня, когда я в последний раз держала ее в руках.

Я вытаскиваю карточку из коробки, некоторое время разглядываю, верчу в пальцах. Глядя на нее, снова возвращаюсь в ту ночь с ее кровавыми подробностями.

Поверить не могу, что прошло всего пять месяцев.

Моя жизнь стала совсем другой; я приложила максимум усилий для того, чтобы забыть о прошлом, избавиться от его груза.