Дистанция спасения - Саманта Швеблин

Нина подходит ко мне и обнимает за ноги:

– Мама, ты что?

– Ш-ш-ш.

Она отрывается от моих ног и тоже упирается лбом в москитную сетку. И тут дверца машины открывается. Карла опускает на землю одну ногу, затем другую. Нина хватает меня за руку. Карла наклоняется, берет свою сумку и поправляет купальник. Я боюсь, что она вернется к дому и обнаружит, что мы подглядываем за ней, но Карла и не думает идти сюда, даже к бассейну не идет, чтобы забрать свои шлепанцы. Она идет прямо к воротам, держа сумку под мышкой. Идет, высоко подняв плечи, и ноги ставит почти по прямой линии, как если бы на ней было длинное платье, которое требует особой походки и особой манеры держаться. И только когда твоя мама выходит на улицу и пропадает за кустом лионии, Нина отпускает мою руку. Где сейчас Нина, Давид? Мне надо это знать.

Расскажи еще что-нибудь про дистанцию спасения.

Она зависит от конкретной ситуации. Например, в первые часы, которые мы провели в том доме, мне хотелось все время держать Нину рядом. Я должна была непременно проверить, сколько выходов имеется в доме, где в точности плохо обструганы доски на полу, узнать, не таится ли за скрипом лестничных ступеней какая-нибудь опасность. Все такие места я показала Нине. Она девочка не пугливая, но послушная, и на второй день невидимая нить, которая нас с ней связывает, снова растянулась, она по-прежнему существовала, но не сковывала нашу свободу и давала каждой определенную независимость. Значит, по-твоему, дистанция спасения – это важно?

Да, очень важно.

Взяв Нину за руку, я иду на кухню. Усаживаю ее на табуретку и готовлю салат с тунцом. Нина спрашивает, ушла или нет та женщина и точно ли я знаю, что она ушла. Когда я говорю, что да, точно знаю, Нина спрыгивает с табуретки, несется к двери, которая ведет в сад, и с криками и смехом обегает круг, а потом снова возвращается в дом. На все это у нее уходит около минуты. Я зову ее, и она садится за стол перед своей тарелкой, съедает немного салата и снова выбегает, чтобы еще раз обежать вокруг дома.

А зачем ей эти круги?

Как только мы сюда приехали, она почему-то взяла это в привычку. Во время каждого обеда выбегает и делает два, а то и три круга.

Это важно и может иметь какое-то отношение к червям.

Пробегая мимо большого окна, Нина останавливается и прижимается лицом к стеклу, и мы с ней друг другу улыбаемся. Мне нравятся такие вспышки энергии, но на этот раз ее беготня меня тревожит. После нашего с Карлой разговора нить, которая связывает меня с Ниной, натянулась, а дистанция спасения укоротилась. Скажи, а ты и вправду так сильно отличаешься от того Давида, каким был шесть лет назад? И что такого ужасного ты сделал, из-за чего Карла отказывается признать в тебе своего сына? Я все время над этим раздумываю.

Это совсем не важно.

Когда Нина доедает свой салат, мы вместе идем к машине, прихватив с собой сумки для покупок. Она садится сзади, застегивает ремень и начинает задавать мне всякие вопросы. Она хочет знать, куда подевалась та женщина, после того как вышла из машины, где мы будем покупать продукты, есть ли в поселке другие дети, можно ли трогать чужих собак, наши или нет деревья, которые растут вокруг дома. Она хочет знать все и обо всем и, застегивая ремень своему плюшевому кроту, спрашивает, на нашем ли языке говорят здешние жители. Пепельница в машине оказалась чистой, окошки подняты. Я опускаю окно со своей стороны и думаю, когда же Карла успела навести здесь порядок. Дует приятный свежий ветер, но солнце уже начинает жарить вовсю. Мы едем медленно и спокойно, мне нравится ездить именно так, а когда за рулем сидит мой муж, все бывает совсем наоборот. Зато сейчас, на отдыхе, – мой час. Осторожно объезжаю ямы и кучки гравия на дороге, еду мимо коттеджей, куда хозяева приезжают лишь на выходные, и мимо домов местных жителей. В городе я так водить не могу, в городе я делаюсь слишком нервной. Ты сказал, что это очень важные детали.

Да.

Двенадцать длинных куадр отделяют нас от центра поселка, и по мере того, как мы к нему приближаемся, дома становятся поскромнее и поменьше, они уже с трудом отвоевывают для себя пространство, поэтому вокруг них почти нет садов, да и деревьев маловато. Первая заасфальтированная улица – бульвар, пересекающий центр из конца в конец, а это где-то десять куадр. Да, бульвар покрыт асфальтом, но на асфальт успел нарасти такой слой земли, что, когда едешь на машине, никакой перемены не ощущаешь. Мы в первый раз осваиваем этот маршрут, и я объясняю Нине, как хорошо, что у нас впереди целых полдня, хватит времени и на то, чтобы заняться покупками, и на то, чтобы придумать, что мы приготовим на ужин. На главной площади устроен маленький продовольственный рынок, и мы решаем выйти из машины. Нам хочется немного пройтись пешком.

– Давай не будем брать с собой крота, – говорю я Нине.

А она отвечает:

– Хорошо, ваша милость.

Дело в том, что мы с ней любим иногда затевать такую игру, во время которой надо разговаривать очень изысканно, словно мы богатые дамы старых времен или, допустим, дипломаты.

– А как вы, мадам, отнесетесь к тому, что мы купим немного миндаля в сахаре? – спрашиваю я, помогая ей выбраться из машины.

– Мы отнесемся к этому прекрасно, – отвечает Нина, которая всегда считала, что в “благородном” разговоре непременно следует употреблять множественное число вместо единственного.

Мне нравится история про множественное число.

Весь рынок – это семь торговых мест. Продавцы разложили свой товар на досках и складных столах или даже на расстеленном на земле куске мешковины. Но продукты здесь хорошие – с ферм или собственных участков. Мы покупаем фрукты, овощи и мед. Сеньор Хесер посоветовал нам булочную, где пекут ржаной хлеб, – кажется, он пользуется в поселке большим спросом. Мы заглядываем еще и туда. И покупаем целых три штуки, чтобы устроить себе настоящий пир. Пара стариков, которые там всем заправляют, дарят Нине пончик со сгущенкой и смеются до слез, когда она пробует его со словами: “Это божественно! Мы в восторге!” Я спрашиваю у них, где можно купить надувную игрушку для бассейна, и они объясняют, как найти магазин “Товары для дома”. Надо пройти по другой стороне бульвара, двигаясь в сторону озера, – около трех куадр. Энергии у нас оставалось более чем достаточно, поэтому мы положили покупки в машину и снова пошли пешком. В “Товарах для дома” Нина выбирает надувного кита. Ничего другого там, собственно, и нет, но Нина сразу и очень уверенно тыкает в него пальцем. Пока я плачу, дочка исчезает. Она где-то за моей спиной – бродит между рядами электробытовых приборов и садовых инструментов, я ее не вижу, но нить натягивается, и поэтому мне легко определить, где сейчас Нина.

– Могу я предложить вам что-нибудь еще? – спрашивает женщина за кассой.

Наш разговор прерывает пронзительный крик. Кричит явно не Нина – вот первое, что приходит мне в голову. Крик пронзительный и прерывистый, как если бы птица передразнивала ребенка. Нина бежит ко мне из коридора, где расположена кухня. Она взбудоражена, ей разом и страшно и любопытно, она обнимает меня за ноги и не отрываясь смотрит в конец коридора. Кассирша обреченно вздыхает и поворачивается, чтобы выйти из-за кассы. Нина тянет меня за руку туда, куда пошла женщина. Та останавливается где-то впереди, потом упирает руки в боки и делает вид, будто сильно сердится.