Тайна лабиринта. Как была прочитана забытая письменность - Маргалит Фокс

С Критом торговали, на остров вторгались, его заселяли, колонизировали, снова заселяли и снова колонизировали. К 1900 году, когда Эванс начал раскопки, население Крита представляло собой клубок этнических, языковых и культурных нитей, тянущихся вглубь тысячелетий.

Эванс впервые приехал на Крит в марте 1894 года. Остров принадлежал тогда Османской империи, и почти сразу Эванс невольно стал участником распрей между христианами и мусульманами. 17 марта Эванс сделал запись в дневнике:

Эванс, передвигаясь по острову пешком или на муле, находил такие же печати и геммы со знаками, которые покупал в Афинах. Многие из этих galopetres, “молочных камней”, Эванс видел у крестьянок: их носили кормящие матери. Эванс купил у них столько камней, сколько смог. Если женщина отказывалась продавать амулет, Эванс настаивал, чтобы ему по крайней мере позволили скопировать надпись.

Эванс быстро догадался, что рисунки на этих камнях – не орнамент: слишком уж они были упорядочены и стилизованы. Одни и те же группы символов встречались на разных камнях. Эти рисунки для людей бронзового века значили нечто совершенно определенное. “Невозможно поверить в то, что знаки на камнях – это простые фигурки, расположенные в случайном порядке, – писал Эванс в 1894 году. – Если бы не было групп из нескольких символов, художнику было бы гораздо проще – он мог бы выбрать отдельные символы и, расставив их в произвольном порядке, заполнить ими все пространство”.

Эванс понял, что он открыл систему письменной коммуникации, бывшую в ходу задолго до XI века до н. э., когда финикийцы изобрели алфавит, и тем более до того, как об алфавите узнали греки (в конце IX века до н. э.) Нечто подобное Шлиман рассчитывал найти в Микенах. А Эванс нашел письменность на острове в Эгейском море, и она относилась к микенскому времени. Критские камни, позднее напишет Эванс, являются неоспоримыми доказательствами того, что “великая эпоха островной культуры лежит за границами истории”.

К концу 1893 года, еще до того, как Эванс ступил на землю Крита, он почувствовал, что достаточно хорошо ориентируется в материале, который дали ему афинские печати. Он заявил лондонской аудитории, что располагает “данными о существовании на греческих землях системы пиктографического письма”. В 1894 году, после возвращения с Крита, он опубликовал первую значительную статью о критских камнях с надписями. В ней Эванс утверждает, что “в микенском мире существовала сложная письменность”.

Эванс выделил два типа критской письменности. Знаки первого типа ближе к иероглифам: пиктограммы, изображающие людей, растения и животных. Другие символы были “линейные, квазиалфавитные”, как если бы иероглифы оказались упрощены в ходе “стенографирования”. “И об этой линейной системе мы также знаем очень мало”, – пророчески заметил Эванс в 1894 году. Он понимал, что необходимы масштабные раскопки на критской земле. Несколько следующих лет он ездил на остров и в конце концов остановил свой выбор на Кноссе. “Широкоустроенный” Кносс считался главным городом древнего Крита, столицей царя Миноса. В “Одиссее” сказано:

Ученые и до Эванса делали на острове замечательные открытия. Местность, где, как считалось, в древности находился Кносс, теперь называлась Кефалой. (Название это было наполовину греческим, наполовину турецким – tou Tseleve he Kephala, “холмистые земли”.) В 1878 году в Кефалу приехал с 20 рабочими греческий лингвист с говорящим именем Минос Калокеринос. Он нашел остатки огромного здания, а в его помещениях – исполинские керамические сосуды.

Спустя три недели Критская ассамблея постановила прекратить раскопки. Макгилливрей пишет: “Причина, которую принял и сам Калокеринос, заключалась в том, что он мог найти ценные предметы, которые наверняка были бы увезены в Стамбул”. Современные историки часто называют Калокериноса истинным первооткрывателем дворца Миноса. В начале 80-х годов XIX века Уильям Джеймс Стилмен, бывший американский консул на Крите, видел “клейма каменщиков” на стене, открытой Калокериносом.

Шлиман также заинтересовался Кефалой. С 1883 года он собирался сам раскопать дворец Миноса: это стало бы вершиной его успеха. Кефала принадлежала разветвленному турецкому роду, и Шлиман умер прежде, чем смог добиться разрешения на раскопки. Смерть Шлимана в 1890 году открыла путь Эвансу. “Не могу делать вид, будто мне жаль, что он не копал в Кноссе”, – напишет Эванс через много лет.

Кроме печатей и гемм, прежде попадавшихся на Крите, Эванс столкнулся с невероятной вещью. В 1895 году местный житель показал ему найденный в Кефале кусок обожженной глины, по размеру и форме напоминающий лист бумаги, с линейными знаками, которые, “казалось, принадлежали развитой письменности”. В Кефале Эванс и решил копать.

Эвансу нужно было получить право на раскопки, и он задумал то же, что задумал бы любой самоуверенный викторианец: купить землю. Но это оказалось непросто даже для человека с его деньгами и в его положении. (Хотя Шлиману и удалось дважды сколотить состояние – в первый раз он открыл банк в Сакраменто во время золотой лихорадки, а позднее занимался импортом в Европу индиго, – он не смог ничего добиться на Крите.)

В 1894 году, после неимоверно трудных переговоров с хозяевами Кефалы, “истинными магометанами”, Эвансу удалось приобрести четвертую часть участка за 235 фунтов стерлингов. Это дало ему право требовать продажи остальной земли. Вскоре, однако, переговоры стали невозможны: греки-критяне подняли восстание. Эванс стал поддерживать местных жителей, как прежде делал на Балканах, в борьбе против Османской империи.

Хотя Эванс еще не мог работать на Крите, он был уверен в глубочайшей значимости того, что уже нашел там. Печати и геммы, которые он получил от крестьянок, явились, писал он в 1897 году, “убедительным доказательством” того, что “задолго до первых записей, сделанных с помощью финикийского алфавита, критянам было известно искусство письма”.

Война шла несколько лет. Греки победили, и турецкие войска оставили остров к концу 1899 года[5]. На следующий год, “после преодоления всевозможных препятствий и интриг”, Эванс купил остальную часть Кефалы за 675 фунтов стерлингов. В начале марта 1900 года надлежащим образом экипированный Эванс (он вез с собой, кроме прочего, запас щеточек для ногтей, 2 дюжины жестянок консервированного говяжьего языка, 20 банок сардин, 12 сливовых пудингов, коробку соли “Эно” для желудка, караван металлических тачек и “Юнион Джек”) высадился на Крите. Там он приступил к дезинфекции и побелке арендованного дома, в котором собирался поселиться со своими ассистентами.