Пикник на острове сокровищ - Дарья Донцова

– Записывай.

– Пишу, – покорно согласился я.

– Поезд номер…

Я потряс головой.

– Николетта, прости, ты о чем?

– Вава! Ты пропустил мои слова мимо ушей!

– Нет, но…

– Что «но»?

Я замер, простой вопрос выбил меня из колеи,действительно: что значит «но»?

– Повторяю для дураков, – заоралаНиколетта, – для людей, чьи уши заросли паутиной! Вава! Внимание! Начинаю!Сейчас же перестань издеваться надо мной!

Я вздохнул и сконцентрировался на разговоре.

Вот краткий пересказ сообщения маменьки. У нееесть стародавняя приятельница Зюка, которая сейчас гостит в Париже у своейплемянницы. У Зюки, в свою очередь, есть закадычная подруга Фаня, живущая вПитере, а у Фани – сестра Роза, ее дочь прибывает в Москву, чтобы принятьучастие в какой-то выставке. Роза едет не одна, а с родственником, коемувменено в обязанность приглядывать за неразумной девицей, так как в столицеполно опасностей, маньяки по Москве ходят стадами, разве можно девочку однуотпускать ехать в столь опасное место. Роза попросила Фаню, та обратилась кЗюке, последняя созвонилась с Николеттой…

В общем, завтра около девяти утра мне нужновстретить поезд Петербург—Москва и в десятом вагоне, на седьмом и шестом местенайти некую Сонечку вкупе с Владимиром Ивановичем, а потом доставить этупарочку в частную гостиницу «Пента».

Надеюсь, вы понимаете, что я собиралсяпровести утро выходного дня совершенно иначе? Я предполагал поспать до десяти,но спорить с Николеттой может лишь абсолютно сумасшедний человек, поэтому япокорно воскликнул:

– Хорошо!

– Надеюсь, тебе не следует объяснять, –не успокоилась Николетта. – Розочка в Питере имеет большой вес, она вхожав разные дома. Фаня ее любимая сестра. Не забудь букет цветов для Сонечки,помой машину. Кстати, тебе лучше взять «Мерседес».

– Он не мой, – напомнил я.

– А чей? – прикинулась идиоткой маменька.

– Норин.

– Хорошо, я сама улажу этот вопрос, –взвизгнула Николетта, – главное, не проспи, не опоздай и не опозорь меня,не вздумай совать девочке три чахлые гвоздички, купи милую, не слишком дорогуюкомпозицию. Излишне вычурную не надо, это будет по-новорусски, абсолютно неинтеллигентно. Вот что, поезжай сейчас в «Золотую розу», она работаеткруглосуточно, там вполне дешево, тысяч за двадцать можно купить вполнепристойный букетик.

– Двадцать тысяч чего? – вздрогнул я.

– Вава! Не будь идиотом! Ясное дело,рублей, – обозлилась Николетта, – я же говорила, что «Золотая роза»недорогая лавка.

На следующее утро, в восемь сорок пять, ябочком пробирался по узкому коридору вагона, прикрываясь букетом. Ясное дело, яне стал приобретать его в магазине, куда меня упорно направляла Николетта.Цветы в «Золотой розе» такие же, как везде, родом из Голландии. Думаю, хозяевапафосного магазина и небольшого ларька на вокзале закупают товар на одномскладе. Просто в «Золотой розе» вам на упаковку наклеят фирменный значок, ичеловек из тусовки, бросив на него взгляд, мигом оценит стоимость веника. Нодумаю, девочка из Петербурга не разбирается в наших московских тонкостях иобрадуется тюльпанам, которые я без всяких угрызений совести приобрел ввагончике у вокзала.

Дверь в купе оказалась закрытой, я постучал,сначала тихо, потом погромче, створка отъехала в сторону, высунулся мужик.

– Чего надо? – рявкнул он.

– Простите, Сонечка тут?

– А ты кто? – чудище слегка сбавило тон.

– Разрешите представиться, Иван ПавловичПодушкин, сын Николетты Адилье, приятельницы Зюки, знакомой Фани…

– Дядя Вова, – прозвенел из купе нежныйголосок, – это нас встречают, извини, забыла тебе сказать, мама попросиламосковских знакомых приехать на вокзал.

– А-а-а, – протянул мужик и улыбнулся: –Ну, заходите.

Слегка обескураженный приемом, я втиснулся вкупе и увидел очень симпатичную девушку лет двадцати.

Длинные светлые волосы падали на худенькиеплечи, большие голубые глаза прятались за густыми черными ресницами, нежныйрумянец цвел на щеках, алые губы напоминали бутоны.

Не следует упрекать меня в использованиилексики любовных романов – иных слов, чтобы описать юную прелестницу, у меняпросто не нашлось. Незнакомку нельзя было назвать красавицей, и мне нравятсяженщины иного типа: я принадлежу к мужчинам, которые делают стойку при видестервозных дам. Уж не знаю почему, но я предпочитаю эгоистичных особ,обладательниц неуемно острого языка и безудержных мотовок. И ведь понимаю, чтотихая «ромашка», мечтающая вдохновенно стряпать супругу обед и рожатьдетей, – наверняка самый лучший вариант жены. Но, увы, меня такие дамы невдохновляют, мне охота греться у вулкана, я, мятежный, все бури прошу. И, чтоинтересно, завоевав вожделенную даму, я начинаю мучиться, злиться на эгоизмпартнерши, и в результате наш роман заканчивается разрывом. Отчего бы мне неоглянуться по сторонам и не обратить внимание на тихий, скромный полевой цветок?

Нет ответа. Хотя всем известно, что женщиныбывают двух видов: с одними приятно проводить время, а на других принятожениться. Я же не созрел для брака. Вернее, мне на жизненном пути до сих пор непопался мой идеал. Я хочу, чтобы супруга любила меня бескорыстно, понимая: ИванПавлович занимается интересным делом за вполне приличную зарплату, на спокойнуюжизнь нам хватит, а вот на покупку «Бентли» не надо рассчитывать. Если выхотите иметь коллекцию шуб, парк личных авто, раритетные бриллианты изагородные особняки – тут я пас. Еще моя избранница должна уяснить: мужу поройтребуется уединение, не следует лезть к нему с сюсюканьем, если он сидит скнигой в кресле. Кроме того, я не слишком люблю гостей и ненавижу походы помагазинам, вот в интересной беседе поучаствую с удовольствием, только вряд лисумею поддержать разговор на тему: «Какие клевые ботинки купила Наташка». Еслиже вы захотите обсудить книгу «История Вьетнама», я всецело в вашемраспоряжении. Я честен и признаю, что совершенно не чадолюбив, не желаюобзаводиться потомством. Мысль о том, что род Подушкиных, уходящий корняминевесть в какие времена, оборвется в двадцать первом веке, абсолютно не пугаетменя. Вот мой отец, известный писатель, как-то раз подшофе признался мне, что пошелс Николеттой в загс лишь по одной причине.

– Очень боялся, что твой дед восстанет измогилы и проклянет меня за то, что я не оставил сына, – каялсяотец, – хорошо, что сразу мальчик получился, а то вон у Федора Вронскогородилось шесть дочерей и лишь потом господь над ним сжалился, послал наследникафамилии.