Адмирал - Михаил Михеев

Бой дался эскадре Лютьенса нелегко. «Шарнхорст» с трудом ковылял по волнам, сохранив не более десяти узлов хода, и лишился всех орудий главного калибра. В носовую башню, и без того молчавшую, влетел снаряд, пробивший броню и уничтоживший артиллерийские расчеты до последнего человека. В башне «Цезарь» снаряд угодил в ствол орудия перед самым выстрелом, вызвав детонацию уже находящегося в нем снаряда и приведший к полному уничтожению башни. Теперь ее руины гнилым зубом торчали посреди палубы. Третью башню попросту заклинило. Досталось и всему остальному, но, как ни удивительно, несмотря на ураганный огонь и преимущество в калибре орудий, нанести «Шарнхорсту» повреждения, угрожающие его живучести, британцы не смогли. Броневой пояс толщиной в триста пятьдесят миллиметров выдержал обстрел, и ни разу за весь бой крен корабля не превысил трех градусов, а машины исправно работали. Больше проблем доставлял поврежденный руль, перо которого с трудом установили в нейтральное положение. В принципе, из-за необходимости в шторм управляться машинами и снизился ход. Так что ситуация выглядела тяжелой, но далеко не безнадежной, и за способность корабля вернуться на базу можно было не волноваться.

По сравнению с ним, «Гнейзенау» отделался очень легко. До момента, когда удачным залпом удалось подавить кормовую башню «Ринауна», он получил всего два снаряда главным калибром. Один из них, правда, сделал в носовой оконечности немецкого корабля дыру размером с добрые ворота, и пришлось снизить ход – несмотря на то, что пробоина была заметно выше ватерлинии, волнами ее заливало изрядно. Помпы справлялись, но усугублять положение не хотелось, а общая потеря скорости другими участниками боя позволяла «Гнейзенау» без ущерба предотвратить ускорение затопления. Второй снаряд повредил офицерские каюты – неприятно, но на боевых возможностях корабля это сказалось меньше, чем гибель от того же взрыва десятка матросов. Правда, стодвухмиллиметровых снарядов линейный крейсер успел нахвататься изрядно, однако повреждения надстроек можно было перетерпеть, а борта ими попросту не пробивались. Получить же снаряд в слабо защищенную палубу «Гнейзенау» уже не грозило, на последнем этапе боя траектория их была не просто настильной – противники били друг по другу практически в упор.

По всему выходило, что именно «Гнейзенау» светила полезная, но малопочетная роль палача. Оставшийся практически безоружным «Шарнхорст» мог долбить британцев остатками среднего калибра хоть до посинения без серьезных шансов на успех. Сдаваться английские моряки не собирались, а отпускать их не хотелось от слова «вообще». Не для того дрались, не для того умирали. И потому обстрел линейного крейсера не прекращался ни на минуту. Впрочем, у немецких артиллеристов появились и новые цели.

Британские эсминцы, лидером которых, собственно, и выступал «Ринаун», наконец подоспели к месту боя. Обычно стремительные и смертельно опасные, в шторм эти корабли разом теряли свои преимущества. Их валяло на волне, не давая толком организовать огонь и без того достаточно маломощной артиллерии, а скорость падала настолько, что угнаться за идущим в атаку линейным крейсером они попросту не могли. Главное же, основное оружие эсминцев – торпеды – в такой ситуации теряло свою эффективность. То есть выпустить-то их можно было, а вот попасть – уже вряд ли, волны делали курс торпед абсолютно непредсказуемым. Единственный плюс – облегчался корабль и избавлялись от взрывоопасного груза, но – не более. Словом, атаковать пусть и поврежденных, но далеко не беззащитных гигантов им сейчас категорически не рекомендовалось.

Однако не из того теста слеплены британские моряки, чтобы бросить своих и с позором ретироваться, даже не попробовав склонить часу весов на свою сторону. Девять эсминцев начали атаку, несмотря на плотный заградительный огонь. Обстрел с них был, скорее, средством занять артиллеристов и слегка давить на нервы немцам – за все время атаки в цель попал только один снаряд, что уже можно считать везением. Непонятно даже, на что они рассчитывали, ведь чтобы в шторм иметь шансы дотянуться до немецких кораблей торпедами, им пришлось бы выходить на минимальную дистанцию под огнем «Гнейзенау». И отрезвление наступило достаточно быстро.

Уже после третьего залпа «Гнейзенау» среди идущей в первой волне четверки эсминцев начали подниматься в небо фонтаны накрытий. Еще через минуту на одном из британских кораблей плеснуло яркое пламя, почти сразу же скрытое высоченными всплесками от падения других снарядов. Когда они опали, стало видно плачевное положение корабля. Одиннадцатидюймовый снаряд буквально оторвал ему носовую оконечность, и теперь быстро теряющий ход эсминец на глазах погружался в волны. С палубы его горохом сыпались за борт фигурки людей – очевидно, спасать корабль было уже бесполезно.

Почти сразу под накрытие попал второй эсминец. Попаданий удалось избежать, но близкие взрывы контузили корабль, и он, замедляясь, начал отворачивать. Остальные в безнадежный бой не полезли, ограничившись выпущенными торпедами. В другое время залп семи эсминцев не оставил бы немецким кораблям и тени шанса, но сейчас наблюдатели «Шарнхорста» смогли заметить лишь одну торпеду, прошедшую далеко за кормой, остальные же бесследно канули в штормовом море.

После отступления эсминцев эскорта наступил момент истины и для «Ринауна». Под градом тяжелых снарядов упорно огрызающийся остатками противоминной артиллерии корабль окончательно потерял ход, а затем начал быстро ложиться на борт. Наблюдающий за этим Колесников вздохнул и только сейчас почувствовал, что китель его насквозь промок от пота. Снял фуражку, провел рукой по волосам, и ничуть не удивился, почувствовав себя будто из бани.

– Господа, я поздравляю вас с победой германского флота. «Адмирал граф Шпее» отмщен.

Слова получались будто сами собой. Собравшиеся вокруг офицеры внимали адмиралу с немым восхищением. Колесников усмехнулся:

– Начинаем спасательную операцию. Наши враги были храбрыми людьми и хорошими моряками, не стоит бросать их здесь. И рассчитайте курс, сразу после того, как подберем англичан, возвращаемся на базу.

– А может, «Гнейзенау» лучше продолжить патруль? – робко поинтересовался кто-то.

Колесников вздохнул:

– С расстрелянным боезапасом? Думайте, о чем говорите, молодой человек. В этих водах у Великобритании еще как минимум три линкора, и оставить «Гнейзенау» значит подписать ему приговор. Если он встретится с любым из них, то жизнь корабля будет исчисляться минутами. И, кстати, для нас задерживаться в этих водах сейчас тоже противопоказано, поэтому постарайтесь справиться в кратчайшие сроки. И – домой.

Спасательную операцию можно было описать всего одной фразой: «скоро сказка сказывается – нескоро дело делается». В этом плане русские народные сказки оказались пророческими – вылавливание британских моряков заняло почти два часа, и Колесников с трудом удержался от того, чтобы не сгрызть себе ногти до локтей. Радары «Шарнхорста» были уничтожены, а те, что стояли на «Гнейзенау», после многочисленных сотрясений в бою не вызывали доверия. Колесников читал в свое время, что от сотрясений навернулся звонким медным тазом радар на куда более мощном «Бисмарке», и закономерно полагал, что здесь и сейчас может случиться то же самое. А значит, в любой момент, прячась за пелену дождя, может скользнуть хищная тень британского крейсера, обнаружить их и навести на поврежденные линейные крейсера главные силы вражеского флота. Однако показывать волнение было нельзя, и оставалось лишь изображать нордически спокойного, уверенного в себе адмирала, которому все нипочем, и даже попадание вражеского снаряда неспособно заставить его изменить выражение лица. В принципе, опыт имелся – только что весь бой так себя вел, но Колесников чувствовал, что нервы придется всерьез поправлять, и, желательно, коньяком.