Зоосити - Лорен Бьюкес

Лицо инспектора безупречно, нарочито непроницаемо, как трехмерный макет, который движется лишь с помощью аниматора. Восемьсот шестьдесят аллигаторов… Я наблюдаю за тем, как она наблюдает за мной; пользуюсь возможностью рассмотреть ее получше. Лицо у нее круглое, щеки выпирают, как яблоки, а под глазами как будто набитые мешки. Многочисленные косички на голове заколоты «невидимками». Не очень-то практичная прическа для сотрудницы полиции — правда, она ведь инспектор, а не простая патрульная. В носу, там, где раньше было кольцо, остался шрамик. Восемьсот восемьдесят четыре аллигатора… Может быть, когда она не на дежурстве, она носит в носу бриллиантовый «гвоздик»? А может, она вообще ведет двойную жизнь. Например, придя со службы, балдеет под панк-рок или пишет диссертацию по философии. Девятьсот два аллигатора…

На лацкане ее темно-синего пиджака пятно — похоже, от томатного соуса. Девятьсот одиннадцать аллигаторов… А может, это кровь. Может, перед тем, как идти допрашивать меня, она в соседнем кабинете для допросов зверски избила другую подозреваемую. Девятьсот двадцать два аллигатора… Я бы просканировала ее на предмет потерянных вещей, но все полицейские участки в обязательном порядке оборудованы блокираторами магии — специальным инфразвуковым устройством. Человеческий слух не способен воспринимать сверхнизкие частоты, хотя организм все равно реагирует на низкочастотные звуковые волны. Именно поэтому, как считали ученые, люди испытывают необъяснимый ужас в местах, где обитают привидения и различные божества. Низкие частоты испускают не только потусторонние силы, но и вполне человеческие изобретения: лопасти вентилятора, например, или трубы самого низкого регистра в церковных органах. Девятьсот тридцать два аллигатора… Так считалось раньше, до того, как мир изменился. Тот мир, каким мы его знаем, очень хрупок. Вот появился некий афганский полевой командир с Пингвином в бронежилете — и вся мудрость, накопленная за долгие годы наукой и религией, летит в тартарары. Девятьсот сорок восемь аллигаторов…

Инспектор Тшабалала наклоняется, берет со стола кольцо и рассеянно вертит его между пальцами. Девятьсот пятьдесят три аллигатора… Она вздыхает. Девятьсот шестьдесят один аллигатор… Опускает голову.

— По-моему, оно того не стоит, — говорит инспектор. Ленивец от неожиданности икает. Похоже, он уже задремывал — а что тут такого? Он спит часов по шестнадцать в день.

— Вы так думаете? — Мне приходится откашляться, и от этого я злюсь сама на себя.

— Ты, наверное, думала, что неплохо на нем заработаешь. За него можно выручить пять тысяч рандов — если докажешь, что кольцо твое. Но никаких документов у тебя нет. Максимум, на что ты могла рассчитывать, — восемь сотен в ломбарде. Неужели у тебя так туго с деньгами, Зинзи?

Инспектор Тшабалала то надевает кольцо на палец, то снимает его; дешевый трюк, с помощью которого можно произвести впечатление разве что на школьницу.

— Не знаю, как бы отнесся к этому мистер Лудицки.

— К чему отнесся?

— Что его заложили в ломбард. Плохая карма! Он бы стал меня преследовать. — Я склоняю голову набок и кошусь на Ленивца. — Мне и без того проблем хватает!

— О чем ты?

— Это кольцо сделано из мертвеца. Вы, инспектор, плохо подготовились к допросу!

Она моргает глазами — правда, всего один раз.

— Ну ладно. Говори, что ты собиралась сделать с кольцом?

— Вернуть его. Я выполняла заказ. Я уже все объяснила вашим сотрудникам там, у дома миссис Лудицки… Причем не один раз.

— Вся квартира в твоих отпечатках пальцев.

— Я побывала у нее два дня назад. Она угощала меня чаем — отвратным, кстати. Может, расскажете, как она умерла?

— Лучше ты мне расскажи, Зинзи.

Ленивец покусывает мне плечи — если бы он мог, он бы ногами затолкал меня под стол. Намекает на мою бестактность.

— Ладно, — говорю я, отчего Ленивец впивается мне в плечо по-настоящему. Я дергаю плечом, чтобы стряхнуть его. — Давайте сообразим. Она скончалась у себя дома, в квартире. Ее застрелили? — Я почему-то отчетливо представляю себе старинный пистолет с надписью «Вектор» на стволе, хотя и понимаю, что это нелепо. — Зарезали? Ударили тупым предметом? Она подавилась черствым печеньем?

Инспектор Тшабалала продолжает играть с кольцом: то надевает на палец, то снимает, то зажимает в кулаке. Потом достает из сумки коричневую картонную папку и быстро распахивает ее. В папке снимки — много снимков. Она придвигает их мне под нос и внимательно смотрит, как я отреагирую.

— Вот ты сама и скажи! — говорит она.

В проеме парадной двери лежит тапка из овечьей шерсти. Носок весь в крови; кровь забрызгала стену и картину с кувшинками в рамке.

Пятно крови на стене; похоже, кто-то сползал по ней вниз на пол, оставляя за собой кровавый след.

Черный плащ в ванне; из душа тугой струей хлещет вода, отскакивая от пластика и лужи засохшей крови. Раковина в розовых пятнах.

Застекленная горка валяется на полу. Повсюду кровавые следы. Кто-то пытался уползти.

Осколки фарфоровых статуэток по всей квартире. Буквально везде! На телевизоре розовый зад херувима. С кухонного пола ласково улыбается отбитая голова Крошки Бо-Пип. Рядом разбитые в пыль овечки.

Миссис Лудицки сидит на полу, прислонившись к дивану. Ноги раскинуты в стороны в виде буквы «А». Голова запрокинута назад и вбок под неестественным углом. Если бы не морщины и не раны, можно было бы подумать, что она пьяна в стельку — девочка-подросток на домашней вечеринке перебрала коктейлей. На ней бесформенная шелковая блузка, пропитанная кровью. В нескольких местах блуза прорезана насквозь; видны бюстгальтер телесного цвета и многочисленные раны. На одной ноге тапка, вторая нога босая. Ногти покрыты лаком темно-лилового цвета. Глаза у нее открыты — холодные, остекленевшие, как у Крошки Бо-Пип. Прическа — корочка на крем-брюле — размазалась по подлокотнику.

— Да, теперь вижу, что она не подавилась черствым печеньем, — говорю я. Судя по всему, ее и не застрелили.

Тшабалала резко выдыхает сквозь стиснутые зубы и косится на дверь. Она постукивает по фотографии пальцем и говорит:

— Здесь не обычная кража! Семьдесят шесть ножевых ран! Судя по всему, ей кто-то мстил.

— У нее что-нибудь пропало?

— Мы попросили ее экономку внимательно все осмотреть… Она до сих пор в шоке. За что? Может, хочешь мне что-то сказать?

— Телевизор на месте? DVD-плеер? Украшения?

— Кольцо мы нашли у тебя в кармане, — ухмыляется инспектор Тшабалала.

— Я ее не убивала, — говорю я.

Она тянет паузу. Девяносто семь аллигаторов, девяносто девять, сто двадцать восемь…

— Не забывай, Зинзи, мы прекрасно знаем, на что ты способна, — говорит она наконец. Я ерзаю на дрянном пластмассовом стуле серого цвета. Сколько раз я уже слышала одно и то же — оскомину набило! Она перешла в нападение — значит, у нее абсолютно ничего нет.