127 часов. Между молотом и наковальней - Арон Ральстон

— Не могу же я одна съесть весь шоколад, — говорит Кристи. — Хотя ладно, могу…

И мы дружно смеемся.

Мы более-менее соглашаемся на том, что вот это ответвление — налево от Главного русла — и есть Западный рукав. Это значит, что Кристи и Меган пора поворачивать назад, чтобы замкнуть кольцо и вернуться на грунтовку, которая находится примерно в шести с половиной километрах отсюда. Мы долго и неловко прощаемся, и тут Кристи говорит:

— Арон, пойдем с нами. Мы найдем твой пикап, заберем его, а потом где-нибудь выпьем пива.

Но я настроен завершить намеченный маршрут, поэтому предлагаю свой вариант:

— А может быть, так? У вас есть обвязки, у меня есть веревка — мы можем вместе пройти через нижнюю часть каньона к дюльферу Большого сброса. Прогуляемся оттуда до Большой галереи… А потом я подвезу вас к вашему пикапу.

— А это далеко? — спрашивает Меган.

— Еще километров тринадцать, наверное.

— Что? Ты же не успеешь вернуться до темноты! Давай, пошли с нами!

— Я действительно очень-очень хочу пройти тот дюльфер и увидеть петроглифы. Но я могу приехать на стоянку Грэнери-Спрингс, когда закончу.

На том и порешили. Мы достаем каждый свой путеводитель, благодаря которому нашли эту неприметную щель, и садимся, чтобы еще раз внимательно посмотреть на карту и уточнить наше положение в каньоне Блю-Джон. У меня в руках новейшее издание «Описания каньонов плато Колорадо», в котором автор Майкл Келси перечислил больше ста каньонов и на каждый нарисовал кроки, основываясь на собственном опыте его прохождения. Технические карты и описания маршрутов в этом путеводителе — настоящие произведения искусства. Там есть пересечения коварных расщелин, указатели труднонаходимых наскальных рисунков и различных исторических артефактов, детально описано снаряжение, необходимое для дюльферов в этих каньонах, места, где закреплены стационарные крючья, глубокие ямы с водой. В книге есть все, чтобы ты смог с точностью ищейки отыскать свой путь и сориентироваться на местности, и при этом ничего лишнего. Мы закрываем карты, встаем. Кристи говорит:

— На картинке из твоей книги эти рисунки выглядят как призраки, они пугают меня. Как ты думаешь, какой энергией ты зарядишься в галерее?

— Хм… — Я задумался над вопросом. — Кто ж его знает. Когда я раньше смотрел на петроглифы, я чувствовал с ними духовное родство. Это очень приятное ощущение. Мне не терпится их увидеть.

Меган повторяет вопрос:

— Ты уверен, что не хочешь вернуться с нами?

Но я точно так же уверен в своем выборе, как и они — в своем.

За несколько минут до их ухода мы утверждаем план вечерней встречи в их лагере в Грэнери-Спрингс. Друзья моих друзей из Аспена устраивают этим вечером Скуби-вечеринку,[9] и мы договорились поехать туда на двух машинах. Вечеринка проводится примерно в восьмидесяти километрах отсюда, к северу от въезда в национальный парк Гоблин-Вэлли. Большинство групп используют бумажные тарелки в качестве маркеров по пути к подобным местам встречи; мои друзья у съезда с шоссе ставят огромное чучело Скуби-ду. После того как я закончу однодневную вылазку — двадцать пять километров на маунтбайке и двадцать пять по каньонам, — я позволю себе немного расслабиться и даже выпить холодного пива. Было бы неплохо увидеть там и этих двух симпатичных леди. К планам на завтрашнее утро мы добавили короткий поход в каньон Смол-Уайлд-Хорс — технически простую расщелину в Гоблин-Вэлли. Вдоволь поулыбавшись и помахав друг другу руками, в два часа дня мы расстаемся — друзьями.

Я снова один и продолжаю двигаться. По пути я думаю о том, как проведу остаток отпуска. На воскресенье в планах стоит прогулка в Смол-Уайлд-Хорс, значит, примерно к семи часам вечера я буду в Моабе. Времени останется ровно столько, чтобы снарядиться, купить еду и воду для велосипедного броска по Уайт-Рим в Каньонлендс, и успеть еще немного поспать перед стартом, который я наметил на полночь. Проехав первые пятьдесят километров при свете налобника и звезд, я смогу закончить 170-километровую гонку к вечеру понедельника и как раз успею к вечеринке, которую мы с соседями по комнате наметили на понедельник.

Внезапно я спотыкаюсь на куче мелких камней, образованной последним паводком, и взмахиваю руками, чтобы восстановить равновесие. В этот миг внимание полностью возвращается к каньону Блю-Джон.

Вороново перо все еще воткнуто в мою синюю бейсболку, его тень на песке смотрится довольно комично, и я останавливаюсь, чтобы сделать фото. Затем, уже на ходу, расстегиваю поясной и грудной ремни рюкзака, переворачиваю его на грудь и роюсь во внешнем кармане, пока мне не удается нажать кнопку «play» на CD-плеере. Приветственный шум зрительного зала сменяется медленным мягким гитарным вступлением и затем песней:

Это вторая часть концерта Phish, на котором я был три месяца назад, 15 февраля, в Лас-Вегасе. Музыка проникает внутрь меня, и я улыбаюсь. Я люблю весь мир, я счастлив здесь. Отличная музыка, уединение, никакой цивилизации, никаких мыслей в голове. Одиночное путешествие, движение в собственном ритме вдохновляют меня, проясняют сознание. Ощущение бессмысленного счастья — счастье не от чего-то конкретного, а просто оттого, что счастлив, — одна из причин, по которым я хожу один в длинные маршруты, мне нужно время, чтобы сосредоточиться на себе. Ощущение гармонии в теле и разуме восстанавливает мою душу. Иногда я становлюсь высокопарным и думаю, что путешествия в одиночку — это мой метод достижения некоего трансцендентального состояния, медитация на ходу. Я не могу достичь этого состояния, когда сижу на месте и пытаюсь медитировать, произнося «Ом»; это происходит только тогда, когда я путешествую в одиночку.

К сожалению, как только я осознаю свое состояние, ощущение тает, возвращаются мысли, трансцендентность испаряется. Я изо всех сил пытаюсь настроиться на это мимолетное ощущение совершеннейшего счастья, но рассуждения о чувстве заменяют само чувство. Пусть полное благополучие, сопровождающее такие моменты, эфемерно — мое настроение улучшится на несколько часов или даже дней.

Времени четверть третьего, погода застыла в хрупком равновесии — солнце чередуется с тонкими слоистыми облаками. На открытых участках каньона температура градусов на восемь выше, чем на дне глубокой расщелины. В небе несколько пышных кучевых облаков, похожих на потерянные парусные клипера, но никакой тени от них нет. Я пересекаю широкое желтое сухое русло, впадающее в каньон справа, и решаю свериться с картой — это Восточный рукав. Теперь я точно вижу, что Кристи и Меган не ошиблись и выбрали для возвращения нужное русло. В тот момент их решение казалось очевидным, но любое очевидное решение в дикой местности требует двойной проверки. Ориентирование в глубоком каньоне может оказаться обманчивым и очень сложным. Иногда я думаю, что в этом нет ничего сложного, нужно просто идти вперед. Слева и справа от меня стометровые скальные стены, находящиеся всего на расстоянии полутора метров друг от друга. Я никуда не могу подеваться со дна каньона, это тебе не склон горы. Но бывало и так, что с пути я сбивался.