История Израиля. От истоков сионистского движения до интифады начала XXI века - Анита Шапира

(сионизм по сравнению с другими возник позже) была отсылка к легитимности, а легитимность обычно опиралась на генеалогию, свидетельствующую о древности нации, ее исторических правах на территорию и суверенитет, красоту национальной культуры и вклад в мировую культуру. Генеалогия еврейского народа опиралась на Библию, что представляло собой нечто парадоксальное, поскольку до XIX века Библия считалась вторичной по сравнению с еврейским устным законом[27]. Дети изучали Пятикнижие в хедере, но просто как введение в изучение более важных писаний, Талмуда и поским (религиозных судей). Именно протестанты открыли Библию и превозносили ее важность в воспитании молодого поколения. Даже идея возвращения евреев на свою древнюю родину как первого шага к спасению мира, похоже, возникла среди определенной группы евангельских английских протестантов, достигшей расцвета в Англии в 1840-х годах; они привнесли это понятие в еврейские круги.

Может показаться, что идея возвращения на Землю Израиля была частью духовных убеждений еврейского народа с незапамятных времен. В конце концов, евреи каждый день молились о возвращении в Сион. Каждый Песах они произносили: «В следующем году в Иерусалиме», и каждый пост Девятого ава они оплакивали разрушение Храма. В XVII веке еврейский мир был взбудоражен появлением ложного Мессии, Шабтая Цви, который пообещал положить конец изгнанию и вернуть еврейский народ в Землю Израиля. Тоска по Сиону, безусловно, была неотъемлемой частью глубоких переживаний еврейского народа.

Но между этим стремлением и сионизмом была существенная разница. На протяжении веков евреи были сосредоточены на чудесном спасении, которое должно было произойти как часть апокалиптических событий, изменивших нынешний мировой порядок. До этого времени, окутанного туманом будущего, они должны были жить своей жизнью в диаспоре, а не форсировать события. Идеи, которые начали распространяться как среди светских, так и среди религиозных евреев в XIX веке, были диаметрально противоположны. Вместо того чтобы пассивно ожидать пришествия Мессии, еврейский народ должен был взять судьбу в свои руки и изменить ситуацию своими силами. Эта концепция встретила резкое сопротивление со стороны консервативных религиозных кругов, которые считали ее противодействием божественной воле. Левые же возражали, что просвещенные евреи должны отказаться от этой концепции, основанной на религии.

Группы Hovevei Zion («Любящие Сион»[28]), появившиеся в Российской империи после Суффот ба-Негев и потери веры в то, что прогресс спасет евреев, были небольшими по размеру, неопытными как в организационном плане, так и в создании поселений, но они внесли существенное нововведение: перестали говорить о Земле Израиля как о мифической земле и стали называть ее реальной страной, в которую можно переселиться. 15 лет спустя Герцль добавил политическую составляющую к движению, начавшемуся до него. Это стремление добиться существенного изменения мировосприятия евреев, а также отношения к ним всего мира – вот что оставило революционный след в сионистском движении. Это было революционным шагом – призывать евреев к реальным, активным действиям в настоящем – то, что Гершом Шолем назвал возвращением евреев в историю. И так же, как и другие национальные движения, это новое движение использовало древние мифы и символы, большей частью заимствованные из традиций и религии.

Герцль и зарождение сионизма

В еврейской истории особое место отведено Теодору Герцлю, отцу сионистского движения. Как бы ни пытались объяснить определенные исторические явления, в них все же сохраняется необъяснимый, таинственный, мистический элемент. Появление Герцля в еврейском мире и его активная деятельность менее чем за десять лет составили одно из таких явлений: мимолетная вспышка молнии, осветившая реальность и встряхнувшая ее, заложившая основу для будущих изменений. Герцль был венгерским евреем из эмансипированной и приобщенной к немецкой культуре семьи; его познания в иудаизме были скудными, а в отношении еврейского народа – поверхностными. Журналист, специализирующийся на жанре легкого фельетона, который ценили в основном евреи, искушенные и ироничные читатели уважаемой венской газеты Neue Freie Presse на рубеже веков, Герцль также пробовал свои силы в драматургии, но с небольшим успехом. Ничто в его личной истории не намекало на душевную стойкость, безграничную энергию, политическую проницательность и бесконечную самоотдачу, которые он проявил в последнее поразительное десятилетие своей жизни. Почти в мгновение ока этот посредственный буржуазный интеллигент превратился в человека, движимого призванием.

Краткая брошюра Der Judenstaat («Еврейское государство»), которую Герцль опубликовал в 1896 году, стоит в одном ряду с трактатом аббата Сийеса What Is the Third Estate? («Что такое третье сословие?»), спровоцировавшим Французскую революцию, и с Common Sense («Здравым смыслом») Томаса Пейна, создавшим подспорье для американской революции. Auto-Emancipation («Автоэмансипация») Иегуды Лейба Пинскера 1882 года предшествовала брошюре Герцля, и хотя анализ антисемитизма Пинскером был определенно более глубоким, величие Герцля заключалось в том, что он показал это явление в его современном контексте и извлек из него конкретные выводы. Герцль понимал многогранный характер современного антисемитизма, соединявшего в себе противоположные элементы. Евреев ненавидели как капиталистов и как революционеров, как богатых и как бедных; как образованных и как невежественных; как людей, унаследовавших местную культуру, но все же остававшихся самобытными.

Прежде всего, Герцль признал, что антисемитизм проистекает из нового явления в политической жизни Европы: массовой политики. По словам Герцля, по мере того, как власть масс возрастала с ростом национализма и демократизации, одновременно возрастал и риск для евреев. Живя в Вене и Париже, он был свидетелем растущей власти масс. В Австрии Карл Люгер, антисемитский политик-подстрекатель, чье избрание бургомистром Вены не было одобрено императором Францем Иосифом, тем не менее был переизбран немецкой общественностью. Немцы чувствовали угрозу со стороны растущего национализма поляков и чехов и возмущались очевидным успехом евреев в культурной и экономической жизни имперского города. Поэтому они разделяли политические взгляды Люгера. В Париже Герцль наблюдал массовое возмущение, последовавшее за судом над Дрейфусом. Однако не этот суд пробудил его внимание к еврейскому вопросу (антисемитизму), как это принято считать. Его националистическое сознание уже было пробуждено растущей властью масс и тем, что это значило в свете их отношения к евреям – даже в стране, где евреи были эмансипированы в течение почти столетия. Негодование масс по отношению к евреям укрепило его веру в то, что евреи не могут ассимилироваться не потому, что они этого не хотят, а потому, что им этого не позволяют. В долгосрочном плане прогресс мог бы изменить эту ситуацию, но вот из-за чего план Герцля был как нельзя более актуален: сколько на самом деле оставалось времени для решения еврейского вопроса?

Интуитивно Герцль осознавал скрывающуюся экзистенциальную опасность: независимо от того, провалилась ли эмансипация или достигла успеха, она была предоставлена на основе абстрактных принципов конституционного