Агент на месте - Марк Грени

это означало, что у него могло быть даже меньше шансов увидеть ее снова, чем если бы она работала на Лубянке в Москве.

Если когда-либо отношения были обречены на провал, признал Суд, то это были эти. Но у него были чувства к ней, до такой степени, что он задавался вопросом, был ли он тем же человеком, которым был до встречи с ней. Неужели он сбился с шага? Стал бы он колебаться в опасности? Был ли он готов к компромиссу теперь, когда был кто-то, кто действительно что-то значил для него?

Пока он работал над своим поддельным удостоверением личности, Суд рассмотрел все это в тысячный раз за последние два месяца. И в тысячу первый раз он отчитал себя.

Господи, Джентри. Выключи это дерьмо. Подобные мысли убьют тебя.

Это была не жизнь для влюбленного мужчины. Корт рассматривал себя как инструмент, орудие, предельно сосредоточенное на миссии. Женщина, о которой он думал, была на другом конце земного шара, без сомнения, погруженная в свои собственные проблемы, и он знал, что ему лучше забыть о ней, чтобы он мог действовать на сто процентов.

Он знал, что ему нужно оставаться умственно острым. Особенно сегодня, потому что дерьмо должно было сойти с ума еще до того, как закончится ночь.

Мужчина в затемненной квартире отбросил опасения по поводу своей сниженной умственной активности и облачился в черный мотоциклетный дождевик из двух частей, натянув эластичный материал поверх Armani. Затем он поднял пару черных рюкзаков, запер дверь в свою квартиру на выходе и спустился по темной и узкой лестнице на улицу.

* * *

Париж сиял в лучах послеполуденного солнца, здания и улицы все еще блестели после ливня, который прошел в этом районе полчаса назад. Автомобили проезжали мимо величественной архитектуры семнадцатого и восемнадцатого веков в 8 округе, к северу от Сены и в нескольких кварталах к востоку от внушительной Триумфальной арки.

Отель Potocki на авеню де Фридланд был сооружением, которое выделялось бы как великолепный экспонат в большинстве других городов на Земле, но здесь, в Париже, Потоцкий был просто еще одним красивым зданием в еще одном красивом квартале, полном красивых зданий. Он был построен как дворец двести лет назад для семьи польских дворян, которые делом своей жизни сделали возведение роскошных резиденций по всей Европе, и они не жалели средств, чтобы продемонстрировать парижанам свое богатство и власть. Даже сегодня это здание остается одним из самых элегантных особняков в городе, сдаваемым в аренду как дорогостоящее место для проведения вечеринок, мероприятий и частных собраний элиты.

Сегодня днем входы в здание были окружены толпой, все высоко держали свои телефоны с камерами в надежде запечатлеть посетителей эксклюзивного мероприятия внутри. В дополнение к сотням зевак, фотографов и репортеров, слонявшихся вокруг, водители лимузинов стояли у своих недавно отполированных автомобилей на близлежащих стоянках, а частная охрана дежурила на улицах и тротуарах.

Но настоящее действие происходило внутри. Пройдя через монументальные бронзовые двери, отлитые Кристофлом, поднявшись по большой мраморной лестнице и оказавшись в роскошном зале Блеска, около трехсот хорошо одетых мужчин и женщин сидели вокруг длинной светящейся дорожки, которая проходила под рядами хрустальных люстр и между ними. Зал был набит битком, а оглушительная музыка и мигающие огни придавали сцене энергичный, почти маниакальный вид.

Диктор объявил о поступлении зимней коллекции, толпа подалась вперед, и по очереди на подиум начали авторитетно выходить гибкие модели в эффектных бархатных накидках, сапогах до бедер и расшитых шифоновых платьях.

Гул толпы был безошибочно одобрительным.

В девятом ряду, справа от подиума, в южном конце зала, с камерой и iPad в руках, мужчина в темно-синем костюме от Армани сидел рядом с пожилой женщиной с маленьким пуделем на руках. Очки мужчины были такими же изысканными, как его шелковый галстук и носовой платок, и он наблюдал за процессией, проходящей по подиуму, как и все остальные, вытягивая шею, кивая вместе с каждым новым взглядом и делая пометки в своем планшете.

Мужчина избежал большинства камер, и даже свет с подиума не достигал его с его места. Он был просто лицом в толпе. Никто в комнате не обращал на него внимания, и, кроме охранника, который проверил его пропуск, и бродячей официантки с серебряным подносом, уставленным бокалами для шампанского, он ни с кем в здании не общался, хотя вошел на целых девяносто минут раньше.

Когда новая модель вышла из-за кулис и проследовала по подиуму, мужчина в костюме от Армани на мгновение сосредоточился, а затем отвел взгляд.

Не она, сказал он себе.

Он воспользовался моментом, чтобы снова оглядеть комнату, и не в первый раз за последние полтора часа Придворный Джентри сказал себе, что, вероятно, именно так и должна была выглядеть его версия ада. Сквозь слишком яркий свет он видел пустые глаза, и сквозь слишком громкую музыку он слышал безвкусные дискуссии на бессмысленные темы вокруг него на нескольких языках, разговоры, которые, как он чувствовал, делали его глупее с каждой минутой из-за того, что он был вынужден их слушать.

Акцент на одежде, цветах, стиле и «сцене» был для него почти иностранным языком, но он понимал достаточно, чтобы знать, что ему наплевать на все, что обсуждается, где бы то ни было в здании. Он не мог представить ничего более раздражающего, чем толпа, в которой он сидел, слова из их уст, охи и ахания по поводу кучи одежды, которую никто на подиуме никогда не наденет, где угодно, и никто, кто когда-либо в своей жизни ел сэндвич, не мог в нее влезть в первую очередь.

Все остальные здесь настаивали на том, чтобы называть это Неделей моды в Париже, но все равно Корт был почти уверен, что попал в ад.

Это был показ коллекции высокой моды Zuhair Murad, и Корт изучил дизайнера и его работы ровно настолько, чтобы их можно было спокойно рассматривать в качестве представителя прессы альтернативной моды. Он был на обложке как фрилансер, которого послали собирать впечатления и изображения с периферии Недели моды для онлайн-журнала о стиле, вести хронику гостей, одежды и «сцены», что бы это ни было, черт возьми.

Корт огляделся. Накачанный кокаином шестидесятилетний мужчина с подтяжкой лица, как в сериале ужасов, и подведенными глазами танцевал в своем кресле по другую сторону подиума, расплескав половину своего шампанского на ногу девятнадцатилетнего парня, сидевшего рядом с ним.

В той степени, в какой у суда вообще была сцена, это уж точно было не то дерьмо.

Но