Власть Путина. Зачем Европе Россия? - Хуберт Зайпель

в том, чтобы США навязывали другим государствам правила, которых те не хотели. Он приводит в пример войну в Ираке, которую Германия, Франция и Россия не поддерживали. Анализ Путина выглядел следующим образом: США стремились к однополярному мировому господству и «перешагнули свои границы почти во всех сферах».

Тем же утром, 9 февраля 2007 года, Владимир Путин дал понять, что Москва не готова принять Вашингтон в качестве единственной в мире великой державы: «Однополярный мир – это один центр власти, один центр силы, один центр принятия решения. Такая модель неприемлема для мира». К конкретным нарушениям он причислил расширение НАТО на восток, поскольку военная инфраструктура альянса «приблизилась к нашим границам».

«Против кого это расширение? – спрашивает президент России. – Гарантии, которые нам давали и которые сегодня не соблюдаются. Вы разве считаете это нормальным?» Путин напомнил, что в тот момент, когда Михаил Горбачев в 1990 году давал свое согласие на включение объединенной Германии в НАТО, речь, разумеется, не шла о расширении границ НАТО на восток.

Краткосрочность политических гарантий – вот что теперь, годы спустя, ощутили на себе такие союзники, как Германия и Франция. Поскольку в 2007 году Россия не могла ожидать от своих партнеров из НАТО чего-то большего, чем изъявления доброй воли, Москва заранее заключила стратегическое партнерство с Пекином, тем самым закрепив свою позицию на востоке. Чтобы определиться с собственными интересами, Европе понадобился Дональд Трамп. С момента его инаугурации европейские страны продолжают спорить о том, как им следует себя позиционировать в условиях, когда США сосредоточены исключительно на идее «Америка прежде всего» и на своих личных интересах.

В любых вопросах, будь то расширение НАТО, строительство «Северного потока-2» или взаимодействие с Китаем, Соединенные Штаты по-прежнему опираются на идею «американской исключительности» – евангельское представление о белых поселенцах в Новом Свете, наделенных ответственной миссией. «Все хорошее мы должны сохранить и улучшить» – такое емкое резюме, описывающее миссию США, опубликовала газета New York Daily Times в своем первом выпуске, вышедшем в 1851 году. Во вступительной статье издания, ставшего предшественником New York Times, также оглашались последствия безобидно звучащей идеи: «А все, что есть зло, – мы будем искоренять или исправлять». Такая формулировка и по сей день остается лейтмотивом публикаций газеты. С этой идеей охотно флиртует и Германия.

Открытое противостояние на Мюнхенской конференции по безопасности 2020 года стало концом иллюзий не только для федерального президента Германии. Иллюзий, возникших на фоне триумфального воодушевления всеобщей исторической победой Запада, достигнутой благодаря его моральному превосходству. Иллюзий, связанных с историческим днем – 9 ноября 1989 года, когда стена, делившая Берлин на два лагеря, рухнула. Иллюзий, подкрепленных встречей Михаила Горбачева и Буша-старшего, состоявшейся уже через месяц, в декабре, на борту круизного лайнера «Максим Горький» у побережья Мальты. В ходе этой встречи американский президент и Генеральный секретарь ЦК КПСС объявили о завершении холодной войны.

Теперь, тридцать лет спустя, президент Франции Эммануэль Макрон, выступая на Мюнхенской конференции по безопасности, соглашается с федеральным президентом Германии и на словах хоронит идею доминирования единой мировой державы в кругу НАТО. «Нам нужна европейская культура безопасности», – говорит Макрон. «Мы не можем, – уверяет французский президент, – смотреть на все аспекты безопасности через американские очки». Мы не против НАТО, но только не с Америкой в качестве главнокомандующего. Если вкратце: нам нужна европейская, а не исключительно трансатлантическая политика[21]. Переходя к вопросу о том, кто должен определять эту европейскую политику, Макрон предлагает Франции и Германии объединить свои усилия и начать все сначала.

«Помпео говорит, что Запад победит, – подытоживает New York Times памятную встречу на Мюнхенской конференции по безопасности в феврале 2020 года, – но сам Запад ему не верит»[22].

Глава 2

Меркель возвращается в реальность

Москва, первые числа января 2020 года. В этот субботний день кортеж федерального канцлера Германии, стоя на территории Кремля под легким снегопадом, ожидает свою хозяйку чуть дольше, чем планировалось. С Красной площади, проплывая над стенами президентской резиденции, доносятся отголоски русских новогодних мелодий. Водители кортежа время от времени включают дворники, расчищая лобовые стекла автомобилей от снега. Флотилия «Мерседесов» с немецкими штандартами на переднем крыле замерла перед главным входом в старинное здание XVIII века – Сенатский дворец, официальную рабочую резиденцию главы Российского государства.

На втором этаже особняка Ангела Меркель после многочасового совещания объясняет собравшейся прессе, почему переговоры с Владимиром Владимировичем Путиным в тот день так затянулись. Тон канцлера непривычно дружелюбен. «Когда граждане наших стран очень тесно общаются друг с другом, это очень продуктивно», – говорит Меркель. Она объявляет, что теперь Россия и Германия намерены «интенсивно сотрудничать». Конечно, «с германской точки зрения, мы в первую очередь представляем наши интересы, а Россия представляет и определяет свои», – признает Ангела Меркель. И, разумеется, есть определенные расхождения во мнениях. Но данный визит хорош тем, что «лучше говорить друг с другом, чем друг о друге», ведь это важно для понимания аргументов второй стороны. В свою очередь Владимир Путин добавляет, что Россия также стремится выстраивать сотрудничество, основанное на принципах «взаимной выгоды»[23].

Пять лет назад встреча в том же самом особняке была куда менее теплой. Ледяной тон задавала сама тема переговоров – в мае 2015 года на повестке дня был конфликт на Украине. Ангела Меркель говорила о «преступлении» и о серьезном кризисе в отношениях. Канцлер Германии старалась не смотреть в глаза собеседнику и оставалась на встрече ровно столько, сколько было необходимо для дела. Прошли годы, и в эту январскую субботу на переговорах царит довольно расслабленная атмосфера. Ангела и Владимир напоминают пожилую разведенную пару, расставшуюся много лет назад и теперь готовую спокойно и по-деловому обсудить выплату взаимных алиментов. Партнеры все еще на «ты» и хорошо знают сильные и слабые стороны друг друга. Симпатия проявляется в разумных пределах.

Я встречался с Владимиром Путиным за несколько дней до этого, еще в ненаступившем году, в его загородной резиденции в Ново-Огареве, что расположена километрах в тридцати от Кремля. Как и большинство наших встреч, ставших за последние годы регулярными, эта беседа происходила чуть за полночь, когда все повседневные дела президента уже закончены, и у Владимира Путина есть время облачиться в футболку и толстовку и немного поговорить. «Нам не нужно больше сражаться. Для этого нет причин. Мы понимаем, что происходит» – так Владимир Путин описывает изменившиеся отношения с канцлером Германии. Обретенная безмятежность – результат трудного периода.

В последние несколько дней он много разговаривал по телефону с Ангелой Меркель и Эммануэлем Макроном. Ангела Меркель находится