Неизвестный Туполев - Владимир Егер

Отчетливо помню приемную Бутырской тюрьмы, куда меня приводила мать на свидания с отцом: большой зал с очень высоким потолком, боковой коридор с охраной, пустая комната с перегородкой. Это мои первые воспоминания в жизни — мне было 2,5 года.

Как пишет М. Б. Сауке, свидание разрешалось один раз в два месяца с родными, из которых можно было приглашать двух человек. Составлялась предварительная заявка, в которой указывалась степень родства. Свидания проходили в особой комнате в Бутырской тюрьме, куда арестантов привозили из Болшева. Добиться свидания было очень трудно. Люди приходили с надеждой о встрече, часами просиживали в приемной, да так и уходили ни с чем.

У Юлии Николаевны — жены Андрея Николаевича Туполева была сумочка с крокодильими лапками, которая мне очень нравилась, и она давала мне ее поиграть. Так горе сближало людей без различия рангов и возрастов. Однажды мать, из очереди, увидела проходившего мимо Ильюшина, который был на свадьбе у Сергея Михайловича и считал его своим ближайшим помощником. Она бросилась к нему с вопросом об отце. Ильюшин отвернулся и ускорил шаги, проходя мимо.

Вот как мать рассказывала о своем первом свидании с отцом. Она пришла после ночной смены усталая, заплаканная, в ватнике и косынке, а к ней вышел хотя и худой, но хорошо выбритый молодой отец в кожаном пальто, в модном пиджаке и начищенных ботинках. Всю дорогу домой она плакала. Потом оказалось, что в камере, вмещавшей около 20 человек, было одно пальто, один пиджак и одни ботинки, взятые у разных зэков, и эту одежду надевали все по очереди, кому выпадало идти на свидание.

Из арестованных специалистов уже в 1937 году была создана сеть закрытых конструкторских бюро В Москве они были объединены в Особое техническое бюро при Народном Комиссаре Внутренних Дел (ОТБ НКВД), которым в то время руководил Берия. Была создана и авиационная группа, сформированная на базе специалистов завода № 156 из конструкторского бюро А. Н. Туполева — «Специальный технический отдел» (СТО). Руководить ими должен был Туполев, конечно, на положении заключенного. Группа была создана в Бутырской тюрьме, а затем перевезена в небольшой лагерь под Москвой, недалеко от станции Болшево Северной ж.д. В лагере было три барака: спальный, рабочий (конструкторское бюро) и столовая, примыкавшая к огражденной зоне снаружи; общая площадь лагеря — около 1 гектара.

Туполев должен был прибыть последним, но в это время начался новый процесс его допросов с целью подтверждения старых показаний от ноября — декабря 1937 года (в действительности Туполев отказался от своих показаний, полученных у него принудительно).

В связи с этой задержкой группу возглавил ближайший помощник и друг Туполева Владимир Михайлович Петляков.

Был разработан аванпроект высотного истребителя с герметичной кабиной. Проект был утвержден и ему дан шифр «100» (шифр произошел от обозначения СТО при ОТБ НКВД). В начале 1939 года группу перевели на завод NS 156. В болшевском лагере освободилось место, и так как второй этап допросов А Н. Туполева кончился, а в группе Петлякова нашлись люди (не сам Петляков), резко высказывавшиеся против того, чтобы ими руководил Андрей Николаевич, то ОТБ решило готовить для него новую группу, хотя «знаменитые» конструктора уже были исчерпаны.

В феврале 1939 года меня перевели из «тюрьмы на Таганке» в Бутырскую тюрьму. В камере на Таганке было тесно, спали по очереди. Но через нее прошло все командование Черноморского флота, начиная от адмиралов и контр-адмиралов и кончая капитанами третьего ранга.

Позже Сергей Михайлович составил список репрессированного командного состава Красной Армии. Вот он:

Из 5 маршалов — 3;

из 2 армейских комиссаров 1-го ранга — 2;

из 4 командармов 1-го ранга — 2,

из 2 флагманов флота 1-го ранга — 2;

из 12 командармов 2-го ранга — 12;

из 2 флагманов флота 2-го ранга — 2;

из 15 армейских комиссаров 2-го ранга — 15;

из 67 комкоров — 60;

из 6 флагманов 1 — го ранга — 6;

из 28 корпусных комиссаров — 25;

из 15 флагманов 2-го ранга — 9;

из 199 комдивов — 136;

из 97 дивизионных комиссаров — 79;

из 397 комбригов — 221;

из 36 бригадных комиссаров — 34.

Итого: из 887 военачальников — 668.

Очевидно, список охватывает репрессии периода 1935–1939 годов. Война началась 22 июня 1941 года — напоминаю.

В «Бутырках», где в камере был необычайный простор и для каждого заключенного — койка, оказался странный контингент — большинство из 25–30 человек были специалисты: авиационники, химики, вооруженцы. В камере обсуждался вопрос о том, что созданы специальные конструкторские бюро и нас, очевидно, отобрали для этого. Действительно, примерно через неделю меня вызвали и отвели в комнату капитана госбезопасности (М. С. Ямалутдинов — куратор группы Петлякова). Он спросил меня, хочу ли я работать по специальности. Я ответил, что да, но не хотел бы работать в группе специалистов Туполева, о которой я слышал, так как я о них плохого мнения. Капитан сказал, что именно туда он и предполагал меня направить, но если я не хочу, то «мы подумаем».

Прошло еще около трех недель. Приближалась годовщина со дня моего ареста Я загрустил, что зри отказался от работы (как я потом узнал, в коллективе Петлякова). Но…

Загремел засов двери камеры, вошел офицер и, зачитав список заключенных, приказал собраться «с вещами» (у меня был небольшой мешочек, сделанный из рукава нижней рубахи, для пайки хлеба).

Произошло это 23 марта 1939 года — ровно через год после ареста.

Нас вывели, объявили, что мы переводимся в спец-тюрьму НКВД и посадили в «ворон» (тюремная машина с отдельными боксами). Я знал Москву и по поворотам определил, что мы выехали на Садовое кольцо, спустились к Самотечной площади, поднялись к Сухаревке, но вместо поворота направо на Сретенку, к площади Дзержинского, повернули налево. Ехали очень долго.

Я задремал и проснулся от шума электрички. Шофер нашей машины спрашивал у кого-то, как проехать в Болшево. Неужели в «Болшевскую трудкоммуну», к уголовникам?

Вскоре машина остановилась, загремели замки дверей, мы вышли. Кругом сосновый лес, красота необыкновенная. Забор, из-за которого видны крыши двух бараков, просматриваются четыре вышки с часовыми. Нас пересчитали и пропустили в ворота. Охрана осталась за воротами. Странно. Мы уже привыкли к тому, что «ни шагу без сопровождающего».

Навстречу шел рыжеватый человек в потрепанной военно-морской форме. Представился: «Орас — староста. Вот спальный барак. Занимайте койки — свободных много, устраивайтесь. Скоро обед».

Орас — капитан 1-го ранга, бывший военно-морской атташе СССР в Японии, США и еще где-то. Комиссар знаменитого похода военных кораблей (в том числе линкора «Червонная Украина», бывший, если не ошибаюсь, «Императрица Мария») с Балтики в Черное море, где после Гражданской войны флота не было. В походе ждали нападения при проходе Ла-Манша, при проходе Гибралтара, при проходе Дарданелл и Босфора, но ошеломленные дерзостью и внезапностью операции военно-морские силы Англии, Франции, Италии и Турции беспрепятственно пропустили караван.