Город Солнца. Глаза смерти - Евгений Рудашевский

– Это тоже твой отец сделал? – спросила Аня.

Максим почему-то с удивлением посмотрел на неё. Ответил не сразу:

– Это лицо Смерти. А Корноухов – мой отчим. И нет, это не он вырезáл.

Максим больше не добавил ни слова, и в гостиной стало тихо. Аня надеялась, что брат как-то поможет ей сменить тему, но Дима подошёл к синей маске и теперь внимательно рассматривал её, при этом впервые за весь день молчал.

Аня любила брата, вот только в последние годы трудно было сказать, чего тут больше – настоящей любви или чувства вины. Ведь из-за неё Дима в восьмом классе сломал ногу. Двойной осколочный перелом верхней трети бедра. Два месяца лежал со спицами на вытяжке в Тушинской больнице.

Дима никому не рассказал о том, что произошло на самом деле. Аня тогда училась в десятом классе и взяла брата на дачу к друзьям. Знала, что тот не станет болтать про сигареты и алкоголь, не выдаст её родителям. А потом она уехала с одним из парней, оставила Диму в компании старшеклассников – они просидели допоздна, а в час ночи отправились к заброшенному зданию на старых прудах. Дима доверился им. Забрался на замшелый козырёк и радовался неожиданному приключению. Но когда спускался по трубе, не удержался и упал. Бедром угодил на торчавшую из стены арматуру.

Дима рассказывал Ане: пока ждали скорую, он почти не ощущал боли и только боялся, что приедет отец и почувствует, как от Димы пахнет табаком и выпивкой. Даже цеплял пальцами грязь и размазывал её по одежде – надеялся перебить запах. Просил ребят принести какой-нибудь одеколон или духи. Родителей он увидел только в больнице, когда его уже переодели перед операцией. И даже проваливаясь в чёрную дыру общего наркоза, думал лишь о том, что его грязная одежда по-прежнему пахнет сигаретами.

Маме и отцу Дима потом объяснил, будто бы сам, в одиночку, выбрался из дома, пока Аня и её одноклассники спали, и по собственной воле отправился к заброшенному зданию, которое заприметил ещё днём. Такая история напугала и расстроила родителей, особенно отца, который и прежде был недоволен сыном.

Когда Диму выписали из больницы, Аня обещала себе впредь заботиться о нём. Надеялась, что брат со временем забудет этот кошмар. И поначалу всё шло хорошо. Он должен был ещё какое-то время ходить на костылях, но в остальном выглядел бодрым. А к Новому году выяснилось, что после перелома и четырёх операций левая нога у Димы стала короче правой на три сантиметра. И эта разница с возрастом только увеличивалась.

Дима никогда не обвинял Аню. Более того, стал относиться к ней с ещё большим теплом. Аня этого не понимала. Удивлялась тому, что брат делится с ней своими тайнами, поддерживает. И старалась отвечать тем же. А потом её перевели в гимназию на Большой Никитской. Репетиторы готовили Аню к поступлению на графический дизайн в Европейский институт дизайна. Диму родители переводить не стали, потому что они жили на Соколе – мама боялась, что ему будет трудно каждый день ездить так далеко. Отец с этим не спорил.

Сейчас, когда Аня вернулась из Мадрида, она сразу почувствовала, что брат изменился. В нём что-то надломилось. Он часто грустил в одиночестве. Учился без особого интереса. Сидел в интернете и совсем не общался со старыми друзьями. Из новых друзей появился только Максим, и Аня пока не могла понять, что именно связывает её брата с этим человеком. Возможно, оба были нелюдимы, каждый на свой лад. Ведь по Диме с его говорливостью так сразу и не скажешь, что он замкнут и общению предпочитает компьютер или книги.

Аня перевелась в институт графики при Московском политехе. Теперь училась в одном университете с братом, хоть и по большей части в разных корпусах. Только жалела, что не может, как прежде, отвечать искренностью на его искренность. Так и не сказала ему, почему на самом деле вернулась из Испании, почему вдруг променяла Мадрид на Москву. Дима и не допытывался. Наверное, понимал, что ответ ему не понравится.

Аня села в кресло. С любопытством взглянула на скучавшего в их компании Максима. Он почти не смотрел на Аню, хотя она была в новенькой плиссированной юбке и хорошеньком, купленном ещё в Мадриде бомбере с цветными нашивками. Аня знала, что такое сочетание ей идёт.

Молчание затягивалось.

Аня уже хотела заговорить о развешанных в гостиной панно, когда Дима вдруг оживился:

– Кстати, об универе. Что там с твоим репортажем?

– Завтра опять поеду в мастерскую.

– Я с тобой! Хочешь там ещё чего-нибудь накопать?

– Нет. Я там блокнот оставил.

– Блокнот?

– Ну да. Пока фотографировал, положил на стол реставратора. И забыл.

– Ты всегда всё записываешь в блокнот? – уточнила Аня.

Максим неопределённо повёл плечами.

– Ты лучше спроси у него про картину. Давай, давай. Тебе понравится.

– А что там с картиной? – неуверенно произнесла Аня.

Не дожидаясь, пока Максим скажет что-нибудь односложное и унылое, Дима сам поторопился рассказать сестре об «Особняке на Пречистенке». Аню его рассказ заинтересовал. Она любила такие истории. К тому же и без Диминых пояснений понимала, как именно один красочный слой может оказаться под другим.

– А почему твоя мама сняла картину с аукциона?

Аня спрашивала Максима, но отвечать вновь взялся Дима. Макс не сдержал улыбку. Они с Аней впервые свободно обменялись взглядами – в них промелькнуло что-то тёплое, понятное. Дима этого не заметил.

– Екатерина Васильевна… ну, в общем, ей были срочно нужны деньги. И она всё равно не верит, что внутренний слой такой уж интересный. Но в принципе это может поднять стоимость картины. Тут даже раскрывать ничего не надо. Продавай как двойную картину, да и всё.

– Так почему твоя мама отказалась сразу продать «Особняк»? – не поняла Аня.

– Корноухов получил большой заказ, – ответил Максим. При этом отвёл глаза. Кажется, ему было неприятно говорить о безденежье семьи. – Теперь сидит в мастерской. В общем, с деньгами стало полегче. И мама решила не торопиться.

– Ясно. – Аня кивнула.

– А дальше что? – тут же спросил Дима. – Ну, с картиной.

– В следующее воскресенье мама повезёт «Особняк» в Питер. У неё там знакомый. Занимается подделками, атрибуцией и всем таким. Там всё разузнают.

– А ты?

– А что я?

– Тоже поедешь?

– Зачем? Для репортажа мне уже хватит. Расскажу, как реставраторы готовят картины к аукциону. Тут ведь странно получается. Полотно покупают за большие деньги, но, по сути, настоящим владельцем навсегда остаётся именно реставратор. Только он видит, как раскрывается картина. И сам решает, какой она в итоге станет.

Ане такой образ понравился. Кроме того, она почувствовала странное облегчение. «Молчи, и, быть может, люди подумают, что ты умнее, чем на самом деле». Папа любил так говорить – иногда в шутку, иногда всерьёз. И Аня боялась, что Максим из тех парней, которым лучше именно помолчать. Стоит им сказать чуть больше двух-трёх предложений подряд, как весь флёр таинственности рассыпается трухлявыми опилками. Словно чувствуя это, они торопятся пустить вслед ещё несколько фраз, но так окончательно портят дело. Макс, судя по всему, был другим.